Интервью с Галландом.

[RR_CAPILATUS]

линк http://www.butler98.freeserve.co.uk/interview.htm
сижу вот сам читаю, тока нашел...

[RR_PictBrude]

Вот все, что успел (чертоффа раппота). Не пинать, ибо урывками и т.д.

Интервью с Адольфом Галландом.

Место: Дом Галланда в Ремагене, Германия.
Дата: 1 октября 1991
Интервьюер: Дон Колдуэлл
Так же присутствовал Йозеф Бюршгенс, пилот JG26 в 1938-1940

Колдуэлл(К): Каково было ваше впечатление от JG26 после того как вы прибыли туда из JG27?

Галланд(Г): JG26 было хорошим истребительным соединением– я не скажу, что это было лучшее соединение, но оно было хорошим. Подразделения были хорошо обучены, они не создавались слишком быстро, как другие, базировались они в Кёльне и Дюссельдлорфе. Командирами соединения были фон Шляйх, которого на короткое время сменил Витт, а затем Хандрик. История Хандрика немного трагична. Понимаете, Геринг не любил его. Он был влюблен в одну из секретарш Геринга. Его бывшей женой была аристократка фон Трёйберг. Герингу не нравилась и его спортивная форма – в 1936 году он был победителем в пятиборье. Я познакомился с Хандриком в Испании, где он был командиром истребительного подразделения J/88, и он был превосходным командиром. Для командира в Испании не было необходимости находиться в воздухе каждый день. Это было совершенно ненужным, поскольку воздушные бои велись небольшими группами по два, четыре, шесть истребителей, не больше эскадрильи. Не было нужды руководить в воздухе. Так что, в этой ситуации, Хандрик проделал великолепную работу, без вопросов. По сравнению с этим, его деятельность в JG26 выглядела разочаровывающей. Он вообще не летал, и при первой же возможности Геринг обрушился на него. Первая возможность появилась, когда Геринг сделал Мёльдерса и меня первыми командирами соединений из нового поколения. Мне это, однако, не понравилось. Я попросил Геринга оставить меня на моей должности, командира группы в JG27, но он отказал. Мёльдерс был очень воодушевлен своим новым назначением, и сказал мне: “Ты хочешь быть новым Рихтгофеном – удачи. Я предпочитаю быть Бёльке“. Вы знаете эту историю. JG26 было соединением, которое, по моему мнению, имело более прочный фундамент чем JG27, но это мое личное впечатление.

K: JG26 похоже имело очень сильный наземный персонал, который оставался таковым на протяжении всей войны.

Г: Совершенно верно, и это здорово, что вы упомянули об этом. Наземный персонал, включая резервистов, был очень, очень силен. Виктор Каузин, штабной капитан (начштаба?), был одним из них.

Бюршгенс (Б): Каузин умер очень рано – после войны я пытался связаться с ним по телефону, но он был так болен, что не хотел ни о чем говорить.

К: Что вы скажете о Вальтере Хортене, начальнике техслужбы?

Г: Он был очень любопытным типом. У него были свои идеи по поводу стрельбы с упреждением. Он считал, что обладал особой способностью к ней. Каждый пытался делать это, но не все успешно. Чтобы делать это правильно, необходимо было иметь гироскопический прицел. На старых самолетах, вам нужно было брать упреждение – вести цель. С гироскопическим прицелом, который появился в 1944 году, все делалось автоматически. Все, что вам нужно было сделать, это перекрыть этим кольцом, которое было расширяющимся, самолет противника. Затем, все, что было нужно, это удерживать цель в прицеле.

К: Хортен утверждал, что до войны в Люфтваффе учили стрельбе с очень небольшим упреждением. Это так?

Г: Эту систему ввели в самом конце войны, после многочисленных проблем.

К: Гироскопический прицел – да, но даже Реви мог использоваться для стрельбы с упреждением благодаря определению дистанции по прицелу.

Г: Да, исключая варианты, когда из-за большого угла, цель находится вне прицела, и тогда он не помогал. Кроме того, траектории снарядов не были прямыми, и прицел был абсолютно бесполезен. Хортен долгое время был у меня начальником техслужбы. Ему хватало проблем с двигателями и самолетами, летал он лишь теоретически. Но он был хорошим человеком и хорошим начальником техслужбы. Он все еще жив, его брат живет в Аргентине. Что еще?

К: К концу Битвы за Британию JG26 заслужило репутацию элитного соединения, репутацию, которую оно сохранило (по крайней мере, для разведки союзников) до конца войны. Как вы привели JG26 на вершину?

Г: Первые командиры групп и соединений были превосходными офицерами в мирное время, но они не смогли быть таковыми в воздушных сражениях. Замена командиров была первым необходимым шагом. С тех пор я руководил каждой операцией и миссией, в котором соединение участвовало в полном составе. Я точно знал, что было нужно и что было возможно в больших воздушных сражениях.

Моим следующим шагом было определение, оформление и исполнение системы эскортирования бомбардировщиков всем соединением, которая была хорошо известна и применялась как наилучшая. В 1941 году, когда мы прикрывали наши базы и другие объекты от эскортируемых бомбардировочных формаций КВС, я разработал оборонительную тактику истребителей, которая заключалась в одновременной атаке в одном месте максимально возможным количеством истребителей.

К: Что за эскортная формация Галланда?

Г: JG26 было известно как наиболее надежное соединение для сопровождения бомбардировщиков, что являлось одной из самых сложных задач для истребителей. Сопровождение требовало хорошей дисциплины, и я знаю, что все бомбардировочные соединения просили для эскорта JG26. Так что, я думаю, вы можете сказать, что, по крайней мере, в 1940 году, JG26 были лучшим соединением для сопровождения. Я сам все организовал, поскольку у нас не было ни опыта, ни правил которым мы могли бы следовать. Я разделил эскорт на непосредственное сопровождение, которое летело в прямом контакте с бомбардировщиками, обычно на одной с ними скорости, которая была слишком мала. Эта часть составляла примерно треть – одну группу. Они оставались с бомбардировщиками и защищали их – не лучший способ, но это тот способ, которого хотели бомбардировщики. Лучше был оттянутый эскорт, который держал строй бомбардировщиков в поле зрения, но мог лететь в стороне и, заметив противника, атаковать его. После боя, он должен был попытаться восстановить контакт с бомбардировщиками. И еще у нас были свободные охотники, которые летели впереди бомбардировщиков. Такой эскорт был успешным много раз. Конечно же, он не был понятен бомбардировщикам, и они не доверяли ему. Я многократно, но безуспешно обсуждал эту тактику с бомбардировщиками. Они продолжали жаловаться Герингу, который прислушивался к ним. Геринг обвинял Мёльдерса и меня.

- Чего вы хотите?
- Я не могу снижать скорость до скорости бомбардировщиков, не принося в жертву всю свою мобильность.
- Что? У вас лучший в мире истребитель!

Это был случай, когда Геринг спросил Мёльдерса и меня, что он может сделать, чтобы увеличить возможности наших соединений. Мёльдерс захотел, чтобы его соединение обеспечили DB 601N, а я сказал, что хочу соединение спитфайров. Естественно, это положило конец обсуждению.

K: Почему вы сказали именно это?

Г: Почему? Он сказал, что у нас лучший истребитель в мире. Я сказал, что спитфайр был более пригоден для сброса скорости, из-за его низкой нагрузки на крыло. Он был также лучше на виражах на низкой скорости. Наше превосходство было не в виражах, а в максимальной скорости, пикировании и скороподъемности. Наши виражи были недостаточно крутыми. Тогда он сказал: “У нас лучший истребитель в мире! Не обвиняй меня!” Я попытался объяснить ему по-другому.

К: У вас в JG26 уже были мессершмитты с DB601N или нет? Сколько их было?

Г: У меня было много особых самолетов с особым вооружением.

K: В Битве за Британию? Я думал, ваше особое вооружение появилось в 1941 году. Могли бы вы описать эти самолеты? Это были 109E?

Г: Я не знаю, была ли это модель Е. Вы можете посмотреть на фотографиях.

К: Я уверен, что вы эксперементировали с вашим вооружением в 1941 году, когда вы почувствовали, что огневой мощи Bf109F недостаточно. Я думал, что вооружение Е было достаточно эффективным – британцы точно так думали.

Б: Е имел хорошее вооружение. У него были две пушки, которые стреляли разрывными снарядами. Вы могли видеть их.

К: Вы летали на одном и том же самолете на протяжении всей Битвы, с тех пор как вы получили Е-4/N c двигателем DB 601N?

Г: Нет, это не был один и тот же самолет – я менял самолеты.

К: В ходе Битвы за Британию, рейхсмаршал Геринг потерял доверие к истребительной авиации – полностью или частично. Традиционные объяснения этому хорошо известны, но они выглядят неадекватными. Могли горькие чувства Геринга к пилотам-истребителям быть вызваны подозрением, что заявленные победы умышленно завышены?

Г: Ваша теория почти верна, но не полна. Я должен защитить действительно завышенные победы истребителей, сказав вам, что была ненормальная разница между первыми заявками, сразу же после миссии, и окончательно подтвержденными победами. Однако, Геринг и большая часть его людей, всегда подсчитывали и принимали факты наихудшие для противника и наиболее оптимистичные для нас.

Геринг переоценивал возможности и способности Люфтваффе. Он также был не способен принять то, что в ходе планирования и обеспечения допускались фундаментальные ошибки. Медлительные средние бомбардировщики обладали очень слабой собственной защитой. Bf110, который должен был специализироваться на эскорте, полностью не оправдал себя и ему самому требовалась защита истребителей. Из-за этого дальность действия бомбардировщиков ограничивалась радиусом действия одномоторных истребителей – без подвесных баков. Зная, более или менее, обо всех этих обстоятельствах, Геринг и его окружение продолжали Битву за Британию, и совершили фундаментальную ошибку, оставив Истребительное Командование и переключившись на цели в Лондоне.

[RR_PictBrude]

Барсук, мож ты дальше? :192:

[RR_CAPILATUS]

Колдвелл: Как вы себя почувствовали, когда Вас назвали генералом Армии истребителей?

Голланд: В декабре 1941, когда меня забрали из моего истребительного соединения, Геринг был в Париже, и я мог влиять на него, по прибытию сказав несколько слов. Геринг был полон похвалы за JG 26 тогда. У меня все еще есть его речь: [located and included as Appendix 1].

Колдвелл: Вы позаботились о JG 26, как только добрались до Берлина?
Голланд: я имел такую сильную привязанность к JG 26, что каждый раз когда подворачивался случай, я возвращался в JG 26. У меня были проблемы, когда я покинул JG26. Я не был готов; я не имел преемника. У нас были проблемы. Я знал, что Шопфель был не тем, кем надо. Он был хорошим парнем, но не лидером. Много людей говорили мне, что это более чем очевидно. Другой, Прайллер, был лучше. Он был человеком агрессивного типа. Я думаю, без нахваливания самого себя, что это зависит в значительной степени от самого лидера. Если парень действительно силен, то к нему проникаются все, до последнего пилота.

[RR_CAPILATUS]

Колдвелл: Каковы были самые важные функции генерала Истребительной Армии?

Голланд: Это - мой восстановленный военный дневник. Я его написал сразу после войны, как английский военнопленный, и никто у меня его не отобрал. Я использовал его на моем допросе, который был следствием так называемого Рапорта Галланда. Вы понимаете, о чем я?

Колдвелл: Написанный командиром подразделения Виттеном? Тот самый? У меня есть его копия! Я нашел его в Авиационной базе ВВС Максвелл.

Голланд: Отлично! Это очень важно. Он был основой для моей книги.

Колдвелл: Какие записи у вас были, когда вы написали вашу книгу?

Голланд: Никаких. Я получил документы, когда их попросил, но главным образом документы другой стороны. Это была великолепная ситуация. У меня был очень способный и приятный человек Виттен, чтобы сверить все, и он сделал все возможное, чтобы я продолжал свою работу. Я думаю, что это - превосходный рапорт, он также находится во Фрайбурге.

[RR_PictBrude]

К: Вам удалось сохранить ваши личные документы – вашу летную книжку? Список ваших побед?

Г: Нет. У меня ничего не было, за исключением моих сигар – наверное 800 сигар. Вот список моих обязанностей, ничего что он на немецком?

К: Да, конечно. Ваш офис был частью OKL или RLM?

Г: Мой офис, когда я занял место Мёльдерса, находился в Берлине, Линденштрассе 3. Это было здание социал-демократической газеты “Вперед”, что было хорошим названием для офиса истребителя, я полагаю. Вот его я и занял. Там располагались сотрудники, которые работали без непосредственного контакта с фронтом – писали официальные инструкции и т.д. Оперативный штаб располагался в поезде Робинсон, который был штабквартирой Воздушных сил. Там у меня был спец вагон. Позднее, когда у нас накопилось слишком много материалов, в дополнение к вагону мы получили деревянный дом, рядом с поездом. Мы редко перемещались, я помню лишь одну большую поездку, в Винницу на Украине. Тогда ездили и Гитлер и Геринг.

К: Так ваш офис был частью ОKL?

Б: OKL находился в Берлине.

К: Но, если нарисовать схему организации.. Я, раньше, решил что не смогу разобраться в ней, так что в своей книге я просто говорил “Верховное командование” или “Берлин”.

Г: Лишь часть его находилась в Берлине. Естественно, Начальник Генштаба всегда был в Берлине.

К: Я хотел бы задать несколько вопросов о периоде вторжения. Насколько близко ваш офис следил за действиями или состоянием отдельных гешвадеров на фронте Вторжения. Кто решал, когда отзывать их для пополнения и отдыха? Вы?

Г: Нет, я этим не занимался.

К: Чтобы свести разрозненные данные в единое целое требуется много времени, но очевидно, что каждая группа на фронте вторжения настолько сильно пострадала, что все они были отозваны на переформирование, исключая I и III/JG26, которые оставались на фронте вторжения с первого до последнего дня. Вы знаете об этом?

Г: Нет, это были такие бурные времена. Однако, большая часть групп готовилась к Большого Удара, и были абсолютно не готовы к сражениям подобным вторжению – против такого превосходства, ничего не поделаешь. Союзническое Верховное Командование пыталось добиться господства в воздухе – не просто превосходства, а господства. Соотношение было не менее чем 20 к 1. Так что мы не смогли бросить на фронт вторжения вообще никаких истребителей, поскольку самолеты союзников просто висели, висели над нашими аэродромами. Любое движение вызывало немедленную атаку.

К: Большой Удар был, конечно же, разработан вами?

Г: Большой Удар был моей идеей, после того, как я не смог заполучить 262-е для истребительных действий. Я сказал, единственная возможность это собрать для боя огромное количество современных самолетов на одном участке. Мы уже были вынуждены летать в так называемых Боевых Соединениях, которые формировались из трех или четырех соединений. Конечно, для того, чтобы собрать такое количество истребителей требовалось время, во время которого истребители были беззащитны перед атакой, много раз они подвергались атакам. Но у нас были так же Sturmjaeger (штурмовые истребители), не Rammjaeger (таранные истребители). Rammjaeger это порождение Wilde Sau, но я полностью отверг теорию тарана, доказывая, что если вы подходите к строю бомбардировщиков на близкую дистанцию, тогда вы можете сбить парочку, и у вас все еще остается шанс уйти, вместо того, чтобы таранить и погибнуть.

Б: Вы сделали хорошее замечание, сэр, в последнем журнале Истребитель (Jaegerblatt). Оно весьма, весьма поучительное, и, как вы сказали – разница между Sturm и Ramm. Колдуэллу стоит изучить это. Хайо Херманн – он был тот человек, который хотел таранить. Это снова появилось в журнале Истребитель, и генерал сказал кое что против этого.

К: Я обязательно прочту статью в журнале, когда получу его. У меня есть еще один вопрос. Когда вы поняли, что Германия проиграла войну?

Г: Очень, очень рано. Я обсуждал это с Йешоннеком, когда мы готовились к весеннему наступлению в 1942 году. Все резервы в Германии принимали участие в этом наступлении. Мы остановили обучение, забрав всех инструкторов – истребителей, бомбардировщиков и, особенно, транспортников. Мы всех сделали боевыми. И Йешоннек сказал, что, уничтожив свои обучающие возможности, если мы не победим в этом наступлении в России, то война проиграна.

К: Это сказал Йешоннек?

Г: Йешоннек сказал это – официально. Конечно, он ничего не мог поделать и выполнял этот приказ, и пожертвовал системой обучения. В результате Йешоннек покончил с собой. Но война продолжалась. И наступление даже не состоялось, поскольку русские сами начали атаковать. С этого момента я знал, что это война, по крайней мере, не может быть выиграна. Но мы сражались. Мы сражались ради лучших условий. Безусловная капитуляция была самым худшим вариантом. Я всегда надеялся на раскол между русскими и западными союзниками. Это была наша надежда во тьме. Если бы западные союзники сказали: “Мы согласны на определенные усовия”, война была бы короче.

К: Даже при наиболее благоприятных обстоятельствах для Германии, какой эффект на войну могли оказать Ме262?

Г: В случае с 262, без вопросов было сделано множество ошибок. Конструирование и разработка самолета была отложена Гитлером на год, который хотел ускорить краткосрочные разработки и отказаться от долгосрочных. Но это было совершенно неправильно в случае с 262. Гитлер вообще мало разбирался в Воздушных силах, а в воздушном бое вообще нет. Он не мог мыслить в трех измерениях. Он был армейским человеком. Если бы все было сделано хорошо, нам бы потребовалось 4-5 месяцев на разработку. 2-3 месяца на производство. Мы могли бы иметь около 600-800 Ме-262 готовых к бою, на постоянных базах, к концу 1943 года. Это конечно же, без вопросов, отложило бы вторжение, и изменило бы воздушное господство союзников, но результатом могло стать то, что союзники продвигались бы медленнее, и русские продвинулись бы дальше, наверняка до Рейна. Это было бы большей катастрофой. Так что в итоге, этот совершенно неверный приказ Гитлера дал хороший результат.

Большой Удар был заменой 262. Я наконец то получил согласие Геринга и убедил его не бросать каждый возможный истребитель против врага каждый день, как это было принято во время вторжения. Каждый раз, мы посылали все силы в бой, не оставалось ни резерва, ни времени для восстановления, ни для обучения, и в итоге, я получил разрешение создать этот истребительный резерв, который достигал 2000 поршневых истребителей. Эти силы не были обучены сражаться на фронте, например во Франции, но они были посланы туда немедленно по приказу Гитлера, и, как вы знаете, они не прибыли, они потерляи аэродромы, аэродромы были захвачены противником. Ужасная неорганизованность, сотни и сотни самолетов терялись каждый день из-за происшествий.

Б: И как в это время было с обучением? Сколько часов имел средний пилот?

Г: А, оно было очень коротким, очень коротким. У нас было полно самолетов, до 3000 одномоторных истребителей в месяц. Но у нас не было топлива. И не было времени. Но самое важное, у нас не было топлива для обучения. Так что мы посылали их в бой с 40 часами общего налета. Мы намеревались обучать их в бою, на месте, но в то время это было сложно. Для этой работы требовались особенно опытные пилоты, мы не могли оставить это дело юнцам.

К: Были ли проблемы на фронте вторжения результатом недостаточного планирования или недостатка исполнительности со стороны 3 Воздушного флота? Были ли готовы аэродромы во Франции?

Г: Они были готовы, они были готовы. Там не было недостатка в аэродромах, там было много, много готовых или полу готовых аэродромов. Но о них не знали, их не увидели, их не нашли. Они были оказались под огнем и полностью контролировались союзниками. Полностью. Другой проблемой в то время была плохая погода. Мы не были приспособлены к плохим погодным условиям. По нескольким причинам – из-за топлива и времени.

К: После того, как истребители были отозваны назад в Германию, и силы соединений были восстановлены, вы снова попытались создать ваш резерв для Большого Удара. Но в это время, самолеты потребовались для Боденплатте, и переданы Пельтцу. Знали ли вы, что произойдет в этом наступлении? Что вы думали об этом?

Г: Я не знал об этом намерении еще примерно за десять дней до начала наступления в Арденнах. И я был совершенно против этого. Я ненавидел идею о начале наступления на запад. Я считал, что мы должны сражаться всем то у нас есть на востоке, и оставить запад открытым. Я говорил об этом всем, и искал людей с таким же мнением. И я был предупрежден, что это может привести меня к тюрьме или смерти. Потому что к этому моменту, выступать против приказов Гитлера, было самым опасным из того, что вы могли бы делать. Вы даже думать об этом не должны были. Я узнал о том, что Пельтц готовит Боденплатте, но я совершенно не мог повлиять на это. Я видел это, и я пришел в ужас от того, что они задумали. Но вышло даже хуже, чем я предполагал, потому что подготовка была столь плохой, что германское ПВО сбило множество своих самолетов, курс которых пролегал над площадками с Фау-2. Ужасно, ужасно. И это было полным концом Люфтваффе.

[RR_PictBrude]

Типа все... Капилатус, ты аппендиксы :80: переводить будешь?

[RR_Barsuk]

Сорри Пиктыч я начал переводить, но потом меня сон сморил..
Спасибо что перевел сам
Могу аппендиксы перевести ешли надо

[RR_PictBrude]

Сорри Пиктыч я начал переводить, но потом меня сон сморил..
Спасибо что перевел сам
Могу аппендиксы перевести ешли надо

Будет очень любезно с твоей стороны, сэр Барсук.
И эта.. проверь нас с Капилатусом. Если мы где нить сильно переврали, напиши - шоб народ не вводить в заблуждение неправильным переводом. :52:

[RR_CAPILATUS]

Сорри Пиктыч я начал переводить, но потом меня сон сморил..
Спасибо что перевел сам
Могу аппендиксы перевести ешли надо
Переведи, пожалуйста, а то я только включу мозги и войду в ритм, меня сразу отвлекают - на работе я, мля.

[RR_CAPILATUS]

Пиктыч, спасибо за перевод большое, а то меня дергали постоянно, не давали сосредоточиться - работать, говорят, надо! :biggrin0:
Тут есть один момент, который я не могу удержаться, чтоб не выделить:

Он был также лучше на виражах на низкой скорости. Наше превосходство было не в виражах, а в максимальной скорости, пикировании и скороподъемности. Наши виражи были недостаточно крутыми. Тогда он сказал: “У нас лучший истребитель в мире! Не обвиняй меня!” Я попытался объяснить ему по-другому.

- Я пытался ему сказать то-же самое, но другими словами/по другому -

По-моему так будет точнее, меняется смысл в корне. Дело в том что это его высказывание о Спитфайрах встречалось мне не один раз в разных источниках. И преподносится, будто бы он считал Спиты лучше Мессов. А из этого видно, что это не так.

Паш, я не заблуждаюсь случайно.

[RR_PictBrude]

Я понял этот момент так. Происходил спор по поводу непосредственного прикрытия. Галланд пытался объяснить, почему тактика непосредственного прикрытия не подходит для 109 - из-за того, что на малых скоростях спитфайр более маневренный. Геринг не хотел его слушать. И, поэтому, когда чуть позже Геринг спросил о том, что он может сделать, чтобы повысить боеспособность их частей, соответсвенно прозвучала крылатая фраза о спитах.
Я не вижу противоречия в том, что я перевел. Именно это и означает - объяснит по другому, иным способом :smile0:

И ты абсолютно прав по поводу "лучше-хуже" - он четко объяснил, в чем достоинства мессера, а в чем спита.

А вот в нескольких других местах я не совсем уверен, поэтому и попросил Барсука проверить и поправить :192:

[RR_CAPILATUS]

приложение 3
комменты Галланда касательно темы "Таран и миссии самопожертвования"

В первой половине 1944 Майор фон Корнацки предложил мне, как Генералу летчиков-истребителей, использовать тактику тарана против американских тяжелых. Тогда я был в состоянии убедить его, что таран не был необходимостью, потому что те истребители, которые могли приблизиться очень близко к бомбардировщикам, имели абсолютные шансы их сбить, а затем спастись самим. Впоследствии очень успешная "тактика и техника Штурмовиков-Охотников" развились от этой идеи тарана. Таким образом частично правильно называть фон Корнацки "духовным отцом" Штурмовиков-Охотников (а не Таран-Охотников – ну не мог я другова слова по-русски при переводе с немецкого подобрать, басурман, мля).

Во второй половине 1944 полковник Хайо Германн поднял идею тактики тарана со мной еще раз. К моему вопросу относительно роли, на которую он назначил бы самого себя на такой таранной миссии, он сказал, что он исключил бы личное участие, так как он бы руководил таранным подразделением в воздухе.

Я выступал против тарана, или миссий "самопожертвования", используя те же самые аргументы, которые я использовал с фон Корнацки, и посчитал своим долгом сообщить об этом Герингу, который разделял мое мнение. Вскоре после этого Геринг подтвердил, что Гитлер также выступал против миссий самопожертвования для немецких вооруженных сил. За весь остальной период моей службы как Генерала летчиков-истребителей, разговор о таранах или миссиях самопожертвования, больше не поднимался.

Между тем подразделение Штурмовиков-Охотников, высокой ценой, продолжало успешно выполнять свою трудную задачу


Я признаю ..., что - наша задача ответить на эти вопросы ... согласно истинного хода событий, переоценивая свои взгляды с сегодняшней точки зрения.