Red Rodgers  

Вернуться   Red Rodgers > История > WWII > Интервью

Ответ
 
Опции темы Опции просмотра
Старый 25-02-2010, 16:22   #1
RR_PictBrude
LeR19_Loverman, HS_Tora
 
Аватар для RR_PictBrude
 
Регистрация: Jul 2004
Адрес: Химки
Сообщений: 2,152
Интервью с Эдом Хэйзом.

Интервью с Эдом Хэйзом

Интервьюер Аарон Элсон

Эд Хэйз был хвостовым стрелком на B-17 “Elmer's Tune”. 24 февраля 1944 года, “Elmer's Tune” был сбит в небе над Динией Гюнтером Зиннекером, пилотом Bf.109, который сам был вынужден совершить аварийную посадку из-за повреждений полученных в бою с B-17 Хэйза. Хэйз и Зиннекер встретились в Берлине в июне 1998 года, на этот раз в компании своих семей.
История этого боя и его последствий изложена в книге Фрица Ульриха «Рандеву с судьбою».




Вопрос: Вы выросли в Глен Роке?

Ответ: Верно. Я ходил в начальную школу в Глен Роке. В те времена там не было средней школы, и нам пришлось ездить в Риджвуд. Окончив девять классов вы отправлялись в Риджвуд и становились студентом. Я закончил среднюю школу в 1942 году и в октябре записался в армейскую авиацию, начав свою карьеру, в результате которой, я стал хвостовым стрелком в 95-й бомбардровочной группе 8-й воздушной армии, базировавшейся в Англии.

В: Каковы были ваши чувства после нападения японцев на Перл-Харбор?

О: Ну, никто не знал где находится этот Перл-Харбор. Мы не особо хорошо знали географию, обычный гражданин не знал где это. Но однажды узнав об этом и о том что произошло, каждый готов был все бросить и бежать записываться в армию, но мои родители настояли на том, чтобы я сначала закончил школу. Я так и сделал. Я записался сразу как только смог после выпуска. Но многие из моих одноклассников остались. У меня был один близкий друг, Джек Столкин, который записался в морскую пехоту и участвовал во высадке на Гуадалканал, вместо того чтобы остаться в средней школе и продолжить обучение. Четыре или пять человек из нашего класса сделали тоже самое. Некоторые из них торопились оказаться там. Многи думали, что не успеют попасть на войну и она закончится без них.

В: Ваш отец занимался текстилем?

О: Мой отец занимался текстильной промышленностью, как и его отец, и я сам в тоге занимался тем же. После войны я отправился в Нью Бедфорд и занимался текстильным бизнесом нескольео лет, прежде чем не занялся графикой, точнее печатью графики. Так что то были хорошие годы. Было здорово быть в воздушных силах в то время.

В: Почему вы выбрали воздушные силы?

О: Я хотел летать. Почти все хотели летать. Это была гламурная составляющая военной службы — они обыгрывали все это в кино и по радио. Я думаю любой обычный парень хотел там оказаться. Мы примерно год обучались в США, в разных училищах, на разных аэродромах, а в ноябре 1943 года я отправился за океан, и мы получили назначение в 95-ю бомбардровочную группу, входившую в состав 8-й воздушной армии. В 8-й армии было три дивизии — первая и треться имели а вооружении B-17, а вторая B-24. Мы относились к 3-й дивизии. Впервые я участвовал в боевом вылете в декабре 1943 года во время налета на Людвигсхафен в Германии. Это было очень впечатляюще.

В: Вы нервничали?

О: Да. В той конкретной миссии мы видели как B-17 развалился пополам после попадания зенитного снаряда и как шаровая турель выпала из него. Вся группа видела этот случай и это был своего рода шок для всех тех, кто проходил боевое крещение в своей первой миссии.

В: На каком расстоянии это было?

О: Это было в следующей группе, летевшей позади нас, так что это произошло не более чем в четверти мили от нас.

В: Вы не думали, что это могло произойти с вашим самолетом?

О: Могло, ведь зенитный огонь беспорядочен. Пролетая через зенитный огонь вы играете с судьбой. Вы просто сидите стиснув зубы и надеясь на удачу. Мы выполняли противозенитные маневры, но встав на курс для осуществления прицеливания и бомбометания, мы три или четыре минуты не могли уклоняться. Так что пролетая через зенитный огонь оставалось лишь затаить дыхание и надеяться на лучшее. С истребителями вы, по крайней мере, могли видеть, как они подходят, вы знали где они, откуда они заходят. В руках у вас был пулемет. Вы могли сделать что-нибудь.

В: На какой высоте вы летали?

О: По разному, но мы летали где-то между 25000 и 30000 футов, в зависимости от погоды, от того где находилось сопровождение, но это было достаточно выскоко, чтобы температура была где-то от минус 40 до минус 60 градусов ниже нуля. Даже в наших летных костюмах с подогревом, если вы касались металла обнаженной кожей, она прилипала.

В: Такое происходило с кем то?

О: Не в моей команде, но это случалось со многими людьми, которые чистили свои пулеметы или пытались исправить проблемы с помощью инструментов, в тех случаях, когда приходилось снимать перчатки. Так или иначе, было очень холодно. А на моем самолете были открытые окна в середине фюзеляжа. Позднее на новых моделях их делали закрытыми.

В: Но вы находились в хвосте?

О: Я был в хвосте.

В: Вы когда нибудь занимали другое место?

О: Нет, я всегда был в хвосте.

В: Во всех ваших миссиях ваш экипаж был постоянным?

О: Да. Мы вместе обучались в штатах, вместе приехали, и летали как экипаж до тех пор пока нас не сбили.

В: Вы рассказали о первой миссии. В какой миссии было сбито семь самолетов?

О: Это произошло 20 февраля в налете на Брауншвейг.

В: То есть это было всего за четыре дня до того, как вас сбили?

О: Верно.

В: Эти самолеты были сбиты зенитками или истребителями?

О: Истребителями. Это было одно из крупнейших воздушных сражений в которых участвовала наша группа. Они сбили семь самолетов всего за пару минут. Два или три прохода через строй и они ушли. Самолет который был сбоку он нас превратился в клубок огня и просто перевренулся. Это произошло так быстро, что вы и моргнуть не успели бы. Все происходит так бысто, что даже испугаться как следует не успеваешь. Уже потом начинаешь думать о том, что произошло с твоими друзьями, и благодаришь Бога за то что ты остался жив.
В тот день, когда мы были сбиты, мы били единственным самолетом потерянным нашей группой, на самом деле даже во всей дивизии. Мы совершили диверсионный налет из Англии, через Данию, в Польшу, чтобы бомбить Познань. Она была закрыта облачностью, и это была оккупированная территория, которую нельзя было бомбить через облачность, поэтому мы повернули назад, отбомбились по Ростоку в Германии, и далее через Данию домой, вот там то мы и были сбиты.

В: Что значит диверсионный рейд?

О: Остальная часть 8-й воздушной армии совершала налет на Готу и на другую большую цель, не помню какую. На эти цели выделили две дивизии, а мы отправились в диверсионный налет, чтобы стянуть на себя как можно больше истребителей с пути следования двух других дивизий. Но мы не встретили серьезного сопротивления, хотя и были сбиты. Это была просто одна атака и она оказалась эффективной. И люди которые сбили нас, а там было два или три пилота, которые участвовали в атаке, хорошо поработали над нами.

В: Я думал их было четверо.

О: Да, там была группа из четырех истребителей.

В: Опишите подробно, насколько вам позваляет память, что произошло с того момента, как вы поняли что вас будут атаковать, или что вы подбиты.

О: Нас довольно долго преследовали. Выше нас на довольно большой дистанции находился самолет, который радировал о нашем местоположении, а мы следили за ним, я бы сказал, около часа, так что мы знали, что что-то произойдет. Я помню, что постоянно говорил по радио парням моего самолета, чтобы они смотрели в оба. Мы были подбиты в ходе лобовой атаки, и все четыре офицера в носовой части были ранены, как и несколько парней в других местах. И мы начали снижаться. Мы покинули строй, начали снижаться, и двое из нас прыгнули с парашютами. Я был первым, а за мной последовал боковой стрелок.

В: Вы знаете на какой высоте вы были?

О: Вероятно мы были на высоте около 15000 футов, когда начали прыгать.

В: Вас учили прыгать с парашютом?

О: Нет, ничего кроме знания процедуры. Должен был прозвинеть звонок или прозвучать команда по радио. Обучения никакого не было. Нам рассказали как одевать парашют и как дергать за кольцо и все. Потому что мы были расходным материалом. Если вас сбивали, то вас уже нельзя было использовать.

В: Когда Вы прыгнули, о чем вы думали?

О: Я сразу подумал о том, что надо покинуть самолет, потому что хвостовую часть атаковали сразу после лобовой атаки примерно с 7 часов, и куски хвоста и стабилизатора разлетели в разные стороны. Звонок и радио молчали, так что связи не было, но имея в наличии огонь, дым и неприкращающиеся атаки, было понятно, что настало время прыгать.

В: Вы были хвостовым стрелком, Вы должно быть стреляли?

О: Да.

В: Вы попали в кого нибудь?

О: Я не помню нанес ли я какие-нибудь повреждения или нет. Я знаю, что из четырех самолетов, три были сбиты. И самолет Зиннекера был подбит (Гюнтер Зиннекер был пилотом, который сбил этот B-17), и его фонарь был залит мастом и ему пришлось садиться. Двое других тоже совершили аварийные посадки, один довольно далеко от места атаки, а второй неподалеку. Мы оказались одни против четырех самолетов, пытавшихся сбить нас, и для них это не составляло большой проблемы, потому что у нас было так много раненых и мы не могли дать серьезного отпора, но все же нам что-то удалось сделать, раз три самолета был сбиты.

В: Я слышал, что одна из целей для всех этих налетов заключалась в сокращении количества немецких истребителей накануне дня Д.

О: Верно. Фактически мы этим и занимались на той неделе. Мы были сбиты во время так назыаемой Большой Недели, которая длилась с 20 по 25 февраля. Мы участвовали в четырех миссиях. Они были разработаны для того, чтобы, за счет концентрированных атак, истощять силы Люфтваффе, день за днем. И определенный успех был достагнут, хотя в последующие три или четыре месяца производство самолетов увеличилось, но со стороны 8-й воздушной армии это была серьезная попытка добиться поставленной цели, и я полагаю, в итоге цель была достигнута, посольку когда мы увеличили численность наших P-51 и P-47, они просто уничожили Люфтваффе. В последние четыре или пять месяцев войны Люфтваффе в небе не было. У них было несколько новых реактивных самолетов, 262-x, но их было недостаточно много, чтобы повлять на что-либо.

В: Вы были суеверным в то время?

О: В определенный момент каждый бывает суеверным. Вы делаете опреденные вещи. Вы носите какие-то вещи с собой. Какие-нибудь мелкие безделушки.

В: Например? У вас была фотография Джоан?

О: Да, у меня была фотография Джоан, которую мне не следовало иметь с собой, некоторые другие вещи, которые не предполагается брать с собой, но каждый брал что-то такое.

В: Зачем?

О: Они думали, что это будет полезно, когда враг будет обыскивать нас, если нас собьют.

В: У вас был какой нибудь талисман?

О: У меня был игрушечный слон, который мы купили в Сент-Луисе в 1943 году, и мы украшали этого игрушечного слона, мы назвали его Дамбо, и мы прикрепляли к нему нашивки, я прицепил на него Железный Крест, который мой отец отобрал у немецкого солдата во время Первой Мировой войны.



И он летал в кабине вместе с Косталесом (Эмер Косталес) и Кишем (Стиф Киш), пилотом и вторым пилотом, в четырех или пяти миссиях, пока, наконец, Кости, мой пилот, не сказал: «Знаешь, я не думаю, что это хорошая идея. Если нас собьют и кто-нибудь увидит этот Железный Крест, могут быть неприятности.» Так что я забрал его и отнес в свою казарму, и когда меня сбили, один из парней в моей казарме упаковал его вместе с другими моими вещами и отправил домой, и он до сих пор у меня.

В: Вы были в курсе, что эта миссия была 13-й для вас?

О: Да, конечно. Мы не назвали ее тринадцатой. Мы назвали ее 12-B.

В: Я заметил, что вы сказали, что у вас 12 с половиной миссий.

О: Двенадцать с половиной, потому что 13 было суеверием. Но мы были на пути полпути домой. В тот момент это было средним количеством для 8-й воздушной армии. 12, 13 миссий. Много моих друзей были сбиты в своей первой миссии, знаешь, все эти бывшие военнопленные, которых ты всречал, многие из них, были сбиты в самом начале, во время своих первой или второй миссиях. Так что это было удачей отлетать 13.

В: Кто был другим членом команды, кто выпрагнул вместе с Вами?

О: Норм Карни был боковым стрелком. Он выпрагнул сразу вслед за мной, и мы приземлились на одном поле, в паре сотне ярдов друг от друга. У меня есть фотография поля на которое я приземлился, я получил ее в этом месяце. У нее есть дефекты, которые похожи на парашюты, удивительно, да? Эту фотографию сделал Йоханнес Ульрих, это парень который нашел меня на поле. Вот тут есть высоковольтные провода, которых я пытался избежать пока спускался вниз. Но мне не удалось. Я пытался тянуть за стропы.

В: Эти провода была уже тогда?

О: Да. Я едва не задел провода и приземлился прямо вот тут, перед этими деревьями.

В: Вы говорили что задели за столб или провода?

О: Нет, но когда я приземлился, я упал в низину, куда фермер скидывал камни. Он пахал это поле. Я пытался избежать этой низины, но приземлился прямо в нее, и получил травму. Но эти провода все еще на том же месте.

В: Вы знаете как управлять парашютом?

О: Нет. Я пытался, но у меня не получилось. Я тянул и тянул. Знаешь, земля приближалась чертовски быстро, а провода находились на высоте примерно 40 футов над землей, а я был прямо над ними. Большая удача, что я не задел их. И я грохнулся на это поле, и Карни приземлился почти тут же. Йоханнес шел домой из школы и увидел мой спускающийся парашют и скочил на свой велосипед. От его фермы до того места где мы приземлились было около полумили.

В: Скольк ему было? 15 или 16?

О: Ему было около 15. Он только что сдал экзамены по английскому языку и возвращался из школы. Когла он нашел меня, он попытался убедить меня, что я в Дании. Я не знал где мы оказались. Я мог быть в Германии или Польше. И он достал из кармана несколько монет с изображением короля Кристиана X и сказал: «Здесь. Ты в Дании». Я почти ничего не знал о Дании. Но я знал, что я в руках друга, по крайней мере пока.

В: Дании была оккупирована немцами?

О: Они оккупировали ее с 9 апреля 1940 года до 4 мая 1945 года. 4 мая, ночью, германские войска покинули ее, и теперь они празднуют освобождение 5 мая. Оккупация была не слишком тяжелой, если можно так сказать. Многие немцы жили там годами, и к ним хорошо относились, хотя когда пришли немецкие войска все конечно же поменялось. Тем не менее у датчан было серьезно подполье. Они не нанесли такого вреда, как члены движение сопротиления во Франции, но и у них была группа парней досаждавшая немцам. У них там есть музей, который назвается Музей Подполья, там просто фотографии парней, которые в итоге были пойманы и расстреляны, но которые смогли навредить врагу. Они взрывали корабли и поезда, склады с боеприпасами. Британцы из Королевских ВВС сбрасывали им припасы и оружие, мы этого не делали, просто пролетали над ними. США не оказывало прямой поддежки датчанам. Они очень патриотичные люди и храбрые бойцы, они очень гордятся своей страной, асолютно преданы Дании, просто невероятно. Я желаю, чтобы Амерка имела хотябы малую часть такой преданности сегодня.

В: И в тот день был днем рождения Йоханнеса Ульриха?

О: Нет, это бьл день рождения г-жи Лунда. Йоханнес отвел меня в дом г-на и г-жи Лунд. Она праздновала свое 40-летие, и мы уселись в их кухне и разделили с ними праздничный торт.

В: Вы же были ранены?

О: У меня была трещина в черепе и перелом лодыжки. Я побывал в двух госпитолях.

В: Когда вы приземлясь, вы упали сначала на голову или на ноги?

О: Я примезлился и на то и на другое. Когда я приземлился в эту большую яму, я каким то образом ударился головой о те камни. Когда я в итоге оказался в госпитале в Тонлере, они сделали мне рентген. Проблема была в том, что мы не могли оставаться в госпитале слишком долго. Карни и я пробыли там два дня. Они сделали нам рентген, бросили нас в палату на два дня, а потом увезли нас на грузовике. Но мой пилот, из-за своих ран, оставался в госпитале пять месяцев. Он был ранен прямо в грудную клетку. А второй пилот пробыл в госпитале три месяца. А потом моего пилота отправили в Германию, где он пробыл в госпитале еще три месяца, то есть он провел в госпиталях восемь месяцев.

В: Расскажите еще раз, все что вы помните о падении вашего самолета.

О: Я же сказал тебе, я выпрыгнул, и Карни выпрагнул сразу вслед за мной, и мы приземлились на поле.

В: Вы считали до десяти?

О: Я не уверен. Я знал, что я отделился от самолета и потянул за кольцо. Думаю я быстро его потянул.

В: Как вы узнали, что стало с другими членами экипажа?

О: Вечером. Сначала нас отвели в фермерский дом, потом пришел датский доктор и перевез нас на своем автомобиле, мы сидели на заднем сиденье с опущенным верхом и нас никто не видел. Он не хотел, чтобы кто-нибудь заметил нас. Поримерно через 20 минут он отвез нас в госпиталь в городе Тондере, нам сделали рентге и все такое, и выделили палату, с немецой охраной снаружи. В тот вечер, остальные — большая часть экипажа — были доставлены в тот же госпиталь. Но не все. Двое из них провели всю ночь в стоге сена и были пойманы только на следуюший день. Штурман погиб в горящем самолете, а у верхнего стрелка не раскрылся парашют, потому что он прагнул слишком низко. Восемь из нас выжили, и шестеро оказались в этом госпитале. Все что я видел после того как ударился об землю, это дым, поднимающийся от земли, на расстоянии примерно трех-четырех миль. Так что я знал, что самолет упал и горит, но я не знал о судьбе всех остальных парней. И я не знал даже после госпиталя, потому что двоих все еще не хватало. Только когда мы оказались в лагере для пленных в Германии, я узнал что случилось. Так что мы узнали, что стало с каждым. И я встретил своего пилота, Кости, в Шталаг Люфт 1 в конце войны. Это был лагерь для офицеров и я встретил его там.

В: Вы были офицером?

О: Нет. Я не был офицером, но я был отправлен немццами в Шталаг Люфт 1 из Шталаг Люфт 4. Около 2000 из нас были отправлены в Шталан Люфт 1. Остальные пленные из моего лагеря совершили переход, который длился 86 дней. Так что мне повезло, что меня отправили в Шталаг Люфт 1. Я отпрвился вместе со всеми — они решили отправить 2500 больных и раненых поездом в Шталаг Люфт 1. Столько не набиралось и мы тянули карты в каждом бараке и тот у кого была большая карта тот и должден бьл поехать, так что я отпрвился вместе с больными и ранеными, хотя сам не был ранен или болен.

В: Вы помогали заботиться о больных и раненых?

О: Нет. Нас погрузили в вагоны для скота, пятьдесят или шестьдесят парней на вагон. Кстати, в различных переездах по Гернмании я провел 23 дня в товарных вагонах, так что я хорошо знаю как они выглядят изнутри.

В: Должно быть это было ужасно.

О: Это было ужастно, потому что было очень тесно и они не давали выходить наружу. Они позволяли выходить лишь раз в день, не было свежей воды, антисанитария. Я пробыл два с половиной дня в трюме корабля, в таких же условиях, в темноте. И знаешь, каждую минуты ты ждал, что появится какой-нибудь парень на Р-47 и сбросит на тебя «подарочек». Это ужастное ощущение. Нас выгрузили из этого корабля и устроили нам то, что они назвали «Heydekrug Run». Слышал?

В: Я читал об этом. Расскажите мне.

О: Они покинули Шталаг Люфт 6, который находился в Померании, и они перевезли нас на поезде в морской порт и погрузили в трюм корабля «Мазарин» — я никогда не забуду это имя. 2500 человек были погружены в трюм с пустыми руками. Мы спустились туда и она закрыли люк. Они погрузили большинство в трюм, но несколько человек вынуждены были оставить на палубе, так что кому-то повезло остаться и плыть сверху. Мы оставались внизу два с половиной дня не имея ничего. Они опускали вниз ведро с питьевой водой, и поднимали его на верх полное нечистот. Вот так. Так что, когда мы выбрались оттуда, мы были очень счастливы. Но они погрузили нас в маленький поезд и отвезли на железнодорожную станцию, где сковали нас вместе. По двое. Мою левую руку к правой руке моего товарища. Я не знаем зачем они сделали это, такого раньше не было.
Меня приковали к Бобу Ричардсу из Чикаго, моему другу, близкому другу, который потерял глаз и у него был стеклянный, ему его дали немцы. Его сбили раньше чем меня и у него была сильно повреждена нога. Она просто не работала. Нас сковали и мы подумали, что мы пойдем в другой лагерь. Мы пошли, мы побежали в сопровождении группы немецких озхранников и этого дикого капитана-нациста, который совершенно свихнулся. Он приказал охране заставить нас бежать, и если кто-то спотыкался его били или кололи штыком. У них были собаки на поводках, которых они натравливали на всех. Они надеялись, что смогут спровоцировать нас набросится на них, чтобы иметь повод расстрелять нас. У них были пулеметы, расставленные вдоль лесной дороги через каждые сто ярдов.

В: Вы видели их?

О: Мы видели их. Так что мы были достаточно разумны, чтобы не делать попыток сбежать. Но две с половиной мили это очень большой забег с поклажей, нашими вещами. Скованные вместе мы не могли... я падал вместе с Бобом. Мы упали дважды, и оба раз нас били.

В: Вы говорите били — куда вас били?

О: Меня ударили по голове, плечу и ключице, прикладом. Нам повезло, что нас не пырнули штыком. Нам повезло, что на нас не натравили собак. Многие парни пострадали от собак и штыков, несколько сотен человек были серьезно ранены, когда мы добрались до лагеря. Когда мы добрались до него, они разместили нас на поле, и мы просидели там до конца дня пока они оформляли нас в лагере. И я не получил никакой медицинской помощи. Там было много парней, которые были ранены гораздо сильнее, чем я, но мы оба были сильно избиты. Я считаю, мне крупно повезло, что меня не проткнули штыком. И хотя в тот раз был лишь один умерший — парень умер позднее из-за штыковой раны — нам очень повезло. Этот случай стал известен как «Heydekrug Run», и дело по нему слушалось на Нюрнбергском процессе. Обвиняемыми были три человека — капитан и два охранника, но из-за недостатка улик приобщенных к делу, его закрыли. У них, в Нюрнберге, были дела поважнее, но все же они привлекли этих трех к суду. Так что хоть какое то возмездие было совершено. Но это было ужасное испытание.

В: В вагонах, в трюме, вы общались о чем-нибудь? Там была полная темнота?

О: Не полная темота, но почти. Когда они открывали люк чтобы спустить нам воду, мы получали немного света, но там было достаточно света, чтобы отличить одного человека от другого.

В: Вы поворачивались к соседу и говорили: «А ты чего тут забыл?» Что то такое?

О: Нет, такого не было ,но шуток хватало. Мы были... ну, ты же знаешь американцев, они всегда пытаются бороться в любой ситуации.

В: И в такой ситуации?

О: Ну, мы находили повод для шутки.

В: Расскажите мне, если можете, какую нибудь шутку, актуальную даже сейчас.

О: Чтож, все что я помню, это то, что ребята прикалывались по поводу того, что нас могут разбомбить, надеясь, что какой-нибуль резвый летчик-итсребитель не зайдет на нас и не сбросит пару подарочков на корабль. Мы не представляли куда мы плыли и сколько нам еще здесь находиться. Для таких ребят как я, которые в течении 9 дней подряд были заперты в товарном вагоне, это стало уже привычным делом. Когда сидишь на одном месте зажатый телами соседей, время тянется очень долго. Так что мы пытались выкручиваться как могли. Шутки были не добрые, но хоть какое-то общение. И мы ничего не могли с этим поделать, так что по большой части они вызывали смех.

В: Если бы я решил написать роман, и я бы захотел запечатлеть общение в одном из таких вагонов, вы бы смогли дать мне намекнуть, что я должен написать?

О: Я правда не помню ничего конкретного, но я знаю, что там было много непристойных шуток и высказываний о немцах, и что мы с этим будем делать? Но в те сложные времена, я ни разу не видел никакой паники, и я думаю что это можно связать с американским духом. Ни разу. Во время этого перезда никто не паниковал и не сломался, ни в вагонах, ни на корабле. Знаешь, ведь парни пережили взрывы самолетов, испытали много чего после приземления, были избиты немецкими гражданскими, СС, я имею ввиду. Мне вот повезло, в сравнении с другими пранями — я приземлился в Дании и оказался среди друзей, а уменя был друг, которому просрелили рот — фермер подошел к нему и выстрелил из ружья, пуля прошла через рот, вышла вот здесь, выбив один зуб.

В: Он выжил?

О: Да, но он был совершенно сломан психологически до самого конца войны. Рядом с ним невозможно было находится.

В: Он был в лагере?

О: Он был из моего барака. Нас стало так много в этом лагере, что приходилось спать на полу. И тогда они построили будки, «собачьи будки» как мы их называли, вмещавшие четырех человек, и разместили их между бараками. Потому что народу было полно.

В: Кем был «Биг Ступ»? (это прозвище дали ему по аналогии с одноименным героем комиксов из-за его габаритов)

О: Это был немецкий охранник, который получал удовольствие (от того что делал) — впервые я столкнуля с ним в Шталаг Люфт 6, в первом моем лагере. И он отправился в Шталаг Люфт 4, когда мы покинули 6-й, и присутствовал на марше, когда мы уходили из 4-го. Это был парень, с которым никто не шутил. Он получал огромное удовольствие избивая пленных по любому поводу. Если он оказывался рядом с вами, то вы попадали под раздачу. Он отвешивал оплеухи. Он был здоровенный человек, и он избил многих пленников. Я не знаю, что он сделал на марше, но я знаю, что в конце-концов они нашли его тело c отрубленной головой. У меня есть пара друзей здесь, которые были там. Они подтвердят. Он видели его тело. Так что о нем позаботились. Он был сволочь. Но кто знает, что было у него на уме? Может быть его семья погибла во время бомбежки или что-нибудь такое? Но он сеял ужас в Шталаг Люфт 6 и Шталаг Люфт 4 и во время марша. Жуткий тип. Если он прогуливаля по лагерю вы старались не попадаться ему на пути.Держались от него подальше.

В: Что случилось с ребятами из вашего экипажа?

О: Косталес, мой пилот, после того как провел в госпитолях восемь месяцев, был отправлен в Шталаг Люфт 1 в Барте, куда я тоже попал в конце-концов. Стив Киш, второй пилот, после трех месяцев в госпитале, был отправлен в Шталаг Люфт 3, там где был совершен знаменитый побег. Остальные ребята оказались в тех же лагерях где был я — в Шталаг Люфт 6 и 4. Двое из них участвовали в марше, а другие были отправлены в Барт.

В: А четверо из кабины?

О: Пилот, второй пилот, штурман и бомбардир, все они были серьезно ранены во время первого захода истребителя. Самый первый заход разнес всю носовую часть самолета, штурман был смертельно ранен в живот. Он молил пилота пристрелить его. «Пожалуйста, пристерли меня Кости». Он протянул ему свой пистолет. Штурманом был Клифф Занер. После аварийной посадки, Кости пришел в сознание и сказал Стиву Кишу: «Слушай, вылезай ка из самолета, а я позабочуь о Клиффе». Стив выбрался из самолета и спустился на землю. Кости пролез в носовую часть и попытался вытащить Клиффа, но не смог, потому что носовая часть была сильно деформирована. Тогда он сказал ему: «Я выберусь через бомболюк, и попытаюсь открыть твой люк снаружи». Он добрался до бомболюка и в этот момент самолет взорвался.





Следующее, что он помнил, это то что он на земле, самолет горит, а Клифф погиб. А Стив лежал на земле и размахивал пистолетом в руке, когда Эгон Йоханссон, комиссар полиции, подошел к нему, забрал пистолет, положил себе в карман, и организвал их отправку в госпиталь. Потом Эгон Йоханссон понял, что у него остался пистолет, но не кобуры, и когда немцы найдут пустую кобуру, они заподозрят его.
Когда мы оказались в госпитале, они забрали всю нашу одежду и сложили ее в одну большую кучу в зале, и Йоханссон отправился в госпиталь и попросил сестру спуститься вниз и поискать в этой куче, и она нашла кобуру. Она зажала кобуру между ног и проковыляла мимо охраны обратно, кинула ее Йоханссону и он положил ее себе в карман. И ушел вместе с ней.
И потом, несколько лет спустя, сразу после окончания войны, Йоханссон, который последние три месяца войны находился под арестом, оказался на свободе и когда они праздновали окончание войны, он достал пистолет, кобуру и рассказал всю историю. И человпк в доме которого происходила вечеринка, сказал: «Давай испытаем его». Он вышел за дверь и сделал несклько выстрелов, но его невеста так расстроилась этой пальбой, что убежала из дома, им пришлось везти ее домой и это испортило их отношения.
Ну и примерно через 15 лет они все таки поженились, а пистолет был передан Эгоном в коллекцию оружия, вот как бывает в жизни. Очень интересная история с этим пистолетом.

В: Вы вернулись домой — сейчас вы немного весите, а сколько вы весили когда вас освободили?

О: Я потерял около 60 фунтов. Думаю я весил примерно 90 фунтов. Я быстро набрал вес обратно. Армия решила откормить нас, чтобы мы выглядили нормально когда вернемся. И они сделали это. Они кормили нас гамбургерами и чизбургерами, молочными коктейлями и конфетами, и они держали нас в лагере Лаки Страйк до тех пор, пока мы не окрепли, после чего погрузили нас на корабль. Вот так они сделали.

В: Вы говорили, что в вашем последнем лагере вы проходили мимо концентрационного лагеря?

О: Мы прошли мимо этого лагеря, по пути на аэродром, чтобы улететь во Францию. Это был маленький лагерь, если я правильно помню — пол дюжины бараков. И мы зашли внутрь и заглянули в эти бараки, и там, на лежанках, были совершенно истощенные люди. У нас не было времени сделать что-либо, мы направлялись на аэродром, чтобы улететь домой. Мы не знали о том, что там было такое, все время, что пробыли в этом лагере. Плохо, что мы ничего не могли сделать. И я не знаю, что там произошло потом, потому что всю эту территорию заняли русские. Так что только Бог знает, что там было.

В: Вас освободили русские?

О: Нас освободили русские. Командиром в нашем лагере Шталаг Люфт 1 был Хьюберт Земке, знаменитый ас из 56-й истребительной группы, он неплохо говорил по-русски и он не подпускал их к нам, потому что они хотел забрать нас всех в Россию, и только Господь знает что тогда случилось бы. Так что он способствовал тому, что мы оставались там пока не прибыли американские войска и не забрали нас.

В: Вы знали тогда, что он был знаменитым асом?

О: Да, я знал о нем. Я не знал о его прошлом, до войны он был офицером по связям с русскими. И он знал как они действуют и о чем они думают. (на самом деле, в 1941 году его отправили в СССР, чтобы помочь советским пилотам в освоении ленд-лизовских P-40)

В: Я здесь слышал удивительную историю.. про майора Шпека.

О: Майор Гюнтер Шпек был одним из пилотов-истребителей, которые атаковали нас. Я узнал его имя от Фрица Ульриха. Он немного рассказал мне о нем. И здесь, на авианосце «Интрепид», был Милт Штерн, ты встречался с ним, так вот он был здесь на одном из праздников и встретил человека, я забыл его имя... Он сказал: «Я бы хотел придти со своими учениками и поговорить». Милт не мог и спросил меня: «Эдди, ты бы не хотел пойти и поговорить?» Я позвонил тому парню, он был учителем в средней школе в Гринвиче, штат Коннектикут. Я поговорил с ним и между прочим сказал: «Знаешь, я был сбит пилотом по имени Гюнтер Шпек». А он сказал: «Я знаю все о Шпеке». Этот учитель помешан на Люфтваффе. Он рассказал мне все об этом человеке.

В: Так один из летчков-истребителей был награжден Рыцарским Крестом?
О: Этим парнем был Шпек.

В: Он был одним из тех кого вы сбили?

О: Нет. Не был, потому что он выжил, он был награжден Рыцарским Крестом, был несколько раз сбит, но ни разу не был ранен. Он погиб 1 января 1945 года над Бельгией. Это была последняя мощная атака Люфтваффе. Они собрали все свои самолеты вместе для одного последнего налета, я не знаю о чем они думали. Он был настоящим мужчиной. Я говорю об этом, потому что это очень интересно. Майор Шпек. У него был один глаз. Мы много посмеялись поэтому поводу с друзьями. Я говрил: «Эй, я бывл сбит одноглазым пилотом». Они смеялись надо мной. Эта история имела большой успех во время презентации. Я рассказывал ее и каждый раз слышал хохот в ответ. А потом Фриц выяснил, что в действительности нас сбил Гюнтер Зиннекер. Фриц Ульрих сын Йоханнеса, и он вырос на ферме где произошла эта история. Его отец всегда говорил ему: «Когда я был мальчишкой, эти два парня спустились на парашютах», Фриц увлекся этой историей и написал книгу. Ему чуть больше сорока и он наш хороший друг. Он нашел Гюнтера Зиннекера.

В: Фриц Ульрих слышал все эти истории? Все это происходило в Дании.

Вы были освобождены. Вы вернулись домой, и что дальше?

О: Я вернулся домой. Начал жить. Женился. Пошел в колледж. Завел троих детей.

В: Вы когда нибудь говорили о том, через что прошли?

О: Мои дети не знали ничего, кроме того что я был в плену и слушид в ВВС. И все.

В: А что знала Джоан?

О: Очень мало. Она мало чего знала. Она ничего не знала про эту историю, про «Heydekrug Run», про корабль и т.п. Никаких деталей. Она только знала, что я был в плену 16 месяцев.

В: Сколько лет прошло прежде чем Вы начали говорить об этом?

О: Чтож, я скажу тебе сколько лет прошло. Это было в 1945, а я получил вести от Йоханнеса в 1995 году. 50 лет.

В: Когда Вы стали принимать участие в дейтельности союза военнопленных.

О: Не раньше 1990 года. Я ехал по Франклин Тернпайк, а Карниг Томассиан был позади меня. Он увидел мой номеной знак бывшего военнопленного (в США бывшим военнопленным выдают номера с буквами POW – военнопленный), посигналил и сказал: «Эй!» И мы поговорили. Я ничего не знал о выгодах для членов союза и о встречах. Я отправился в союз и вступил в него. Но однажды в 1995 году — это было 24 февраля, в день когда меня сбили, 51-я годовщина — зазвонил телефон и это был Йоханнес Ульрих, парень, который подобрал меня в поле. А я не был дома. Ответила Джоан. И он сказал: «Это Йоханнес Ульрих. Я тот парень, что подобрал вашего мужа в поле 51 год назад.» Поэтому когда я вернулся домой, я сразу перезвонил ему, и он организовал нам поездку в Данию на празднование 50-летия освобождения. Я поехал туда вместе с Бобом Джойсом, нашим стрелком из шаровой турели, и его сыном Гэри. Гэри был виновником всего, потому что он написал письмо мэру Тондеру, сказав: «Я хотел бы привезти моего отца. Я вырос глядя на фотграфию (с памятным камнем). Поэтому я хотел бы привезти отца туда где он когда-то был.» Письмо было отложено в долгий ящик, но о нем каким то образом узнал Йоханнес. Он написал мэру: «Вы должны сделать что-нибудь с этим письмом.» Они переслали письмо мэру Логумклостера, города, рядом с которым мы были сбиты. И с этого момента они смогли заняться организацией нашей встречи. Йоханнес позвонил Гэри и сказал: «Я тот парень, что участвовал в этой истории, и мы собираемся устроить празднование. Мы бы хотели, чтобы вы приехали, если сможете.» Тогда Гэри позвонил мне. Боб, я и Гэри поехали вместе, оставив жен дома. Мы уехали на одну неделю и участвовали в праздновании 50-летней годовщины, вся страна словно обезумела. Прост невероятно.

В: Вы поддерживали свзяь с членами вашего экипажа?

О: Только через рождественские открытки. Мы никогда не звонили друг другу. Никогда не встречались. Карни, боковой стрелок, живет на Лонг Айленде. Я не знаю почкему так. Наверное мы были сыты по горло.

В: А когда был установлен этот памятный камень?

О: В 1950 году. Он был установлен DSK – организацией датского подполья Первой Мировой войны, которая уже не существует. Они собрали денег, установили камень и написали на нем имена. Наш второй пилот ездил туда в 1970 году, через 20 лет, и прислал мне фотографию. Он и его жена были в Бельгии, они арендовали машину, сгоняли туда и нашли этот камень. Это был эмоциональный момент. У меня есть газетная вырезка об этой поездке.

В: Он отправил Вам фото?

О: Да. И я ношу ее в своем бумажнике.

В: Он выслал фото и Джойсу? И поэтому сын Джойса мог ее видеть?

О: Верно.

В: То есть Вы что-то знали.

О: Я знал, что был установлен камень, но я не знал ничего о нем. Я положил фото в свой бумажника и в конце-концрв потерял его, и это все, пока мне не позвонили в 1995 году. С этого момента все и началось.

В: То есть Вы узнали об одноглазом пилоте и о Гюнтере Зиннекере только после 1995 года?

О: Всю историю. Все, что случилось в Дании.

В: Когда вы узнали имя, это Зиннекер связался с вами?

О: Нет. Это был Фриц Ульрих. Фриц исследовал это дело, обнаружил архивы Люфтрваффе, которые показывали, что 24 февраля 1944 года пилот по имени Гюнтер Зиннекер сбил В-17, и что над Данией был сбит всего-лишь один самолет, остальное было делом техники. У него было имя — Зиннекер. Но тогда он сказал: «Как мне найти его?» Он изучил телефонный книги многих крупных городов и когда добрадся до Берлина, то нашел там 15 Зиннекеров. Он взял первые пять номеров и начал их обзванивать, и третья попытка привела его к сыну Зиннекера, который был доктором. Он сказал: «О! Вам нужен мой отец!» Фриц бегло говорил по немецки, а Зиннекер говорил на хорошем английском, ну и на немецком конечно же, так что они хорошо поняли друг друга. Фриц организовал встречу. Он сказал: «Слушайте, я на связи с двумя парнями, которые были в том самолете, четверо парней, четверо из нас все еще живы, и Эд Хэйз приедет сюда. Не хотите с ним встретится?» Тот ответил: «Чудестно. Я приглашу всю семью к себе домой.» Так мы договорились. Но в последний момент Фриц не смог достать билеты на самолет. Он смог достать только 4, а нам нужно было 6 билетов. Он здово разозлился, ведь мы могли встетиться только в означенный день, потому что рассписание было очень жестким. Но в итоге он смог выкрутитья. Он достал 6 билетов. Мы полетели в Копенгаген, а на следующий день отправились в Берлина на самолете «Люфтганзы».

В: О чем Вы думал пока все это происходило? Вы нервничали?

О:Все время. Я думал об этом с декабря по июнь. И все мои друзья тоже - «Что ты скажешь этому парню?», а я спрашивал себя: «Что он скажет мне? Что мы скажем друг другу?», я говорил себе: «Думаю, мы должны просто посмотреть друг другу в глаза и будь что будет.» Ты знаешь, так и получилось. Когда мы встретились с ним в аэропорту, он и его жена были с букетами для дам, он был одет в костюм, успешный человек, и я думаю он был шокирован увидев мои ботинки. Но я знаю, что его тресло, его руки дрожали когда он вел машину. Как и у меня. Но встреча у нас получилась душевная. Все наладилось когда мы оказались у него в квартире и выпили и закусили. Молодежь помогла нам растопить лед. Лучше, когда получается такая смешанная группа, чем если бы мы оказались один на один.

В: Кто бы с вами?

О: Моя правнучка из Калифорнии, Ванесса. Ей девять лет. И моя внучка Элисон, она живет в Парамусе, ей 12. И моя дочь Сьюзан, которая живет в Медфорде, и конечно же моя жена. Со мной была группа поддержки из четырех поколений. Так что у нас получилась чудесная встреча.

В: А кто был с Гюнтером?

О: Мы не встречались со всей его семьей. У него два взрослых сына, оба доктора, а я встречался с его внучкой, очень милой девушкой, ей 17 лет. Мы говорили о войне и философии, о Вьетнаме, Корее, Второй Мировой войне, и она сказала: «Я должна пойти на улицы, на демонтстрацию. Я должна что то сделать, чтобы остановить войны.» Я думаю это было здорово. Это поколение, второе поколение после войны. Так что много чего изменилось в Германии. Там много скинхедов, но также и много таких людей. Она гордится своим дедом, тем что он делал во время войны. Это естественно. Но она видела фотографии разрушений, она знает, это поколение детей знает, что такое война и что она делает со страной. И я рад этому.

В: Чем занимался Зиннекер после войны?

О: Он пошел учитья в колледж, но у него было много неприятностей. На офицеров косились не только оккупационные силы но и местное население. Они чувтсвовали, что несут ответственность за войну. И этим парни не могли пойти учиться, не могли найти работу. Они подвергались обстукции. Прошло два года, прежде чем он смог пойти в колледж. Он получил инженерное образование и работал в «Сименс». Он и сейчас живет в одном из их жилых комплексов. Он на пенсии. Они понастоящему заботятся о работниках. И можешь верить или нет, он даже ездил в Данию пару раз по работе. Так что у него была очень успешная жизнь, и судя по тому что я видел, он неплохо преуспел. У него прекрасная квартира. Он водит новый «Мерседес». Он возил нас по Берлину, показывал некоторые достопримечательности.

В: И это был первый из четырех случаев, когда его сбили?

О: Правильно, перый раз. Он мне сказал, что был сбит три раза, но Фриц сказал мне, что его сбивали пять раз. Разница не велика, но она был сбит по крайней мере еще три раза, и два раза прыгал с прашютом. Один раз он был сбит P-51 “Мустангом”, совершил аварийную посадку в поле, вылез из самолета, и ползком добрался до деревьев, пули свистели вокруг, его обстреливали с бреющего полета и он сказал, что это просто чудо, что его не убили.
И потом, когда война закончилась, он был отправлен американскими властями в лагерь для военнопленных, где провед около полутора месяцев, а потом его отпустили.

В: Вы сочувстовали ему по этому поводу?

О: Да, потому что я знаю что он должен был чувствовать. Он должен был чувтвовать себя ужасно одиноким, как и я. Когда никто не может помочь. Он не знал, сколько его там продержат, и условия были ужасные, может быть даже хуже чем у нас. Но он выкарабкался.

В: Он расказывал о том, что заставило его стать пилотом?

О: Нет, не рассказывал. По правде говоря, мы особо не вдавались в подробности. У нас не было на это времени. Большую часть вечера мы просто знакомились и немного выпили, а потом поужинали. Моя дочь записывала на видео, мы фотографировались. Только...они сказал что... он сказал тост перед тем как мы начали, он сказал тост о том, что он и я встретились в небе и о том, что нам повезло, что мы сейчас здесь и можем поговорить об этом. Позже вечером он рассказал о других случаях, когда он был сбит, но мы не вдавались в подробности, и это правильно, потому что это все происходило очень быстро, это были машины против машины, хотя у меня такое чувство, ну знаешь, что я не смогу забыть, я могу что-то простить, но там ведь погибли два моих парня. И я прошел через многое. Я потерял полтора года жизни, и пережил много чего плохого в лагерях. Поэтому эти вещи я не могу забыть и я не думаю, что они забудет, потому что сам был сбит, не сможет избежать реальности. Он знает, что ему чертовски повезло остаться в живых. И он, он ненавидит войну также сильно как ненавижу ее я. Я могу это говорить, потому, что я говорил с ним, и видел, как он реагировал на определенные фразы. Он очень счастлив сейчас, ему повезло иметь такую хорошую семью, и война осталась в прошлом.

В: Сколько ему сейчас?

О: Она на три года старше, чем я. Ему где-то 77 лет. И он в хорошей форме. И Берлин весьма процветающий город сейчас, а он живет на свою пенсию. Он живет на пятом этаже и он поднимется по лестнице. Без лифта. Это была волнующая поездка, но более всего я рад тому, что со мной были мои дочь и внучки. Было здорово, что они были частью этого момента, который был... не многте люди имели шанс встретитья со своим противником. Вы могли встретить немецкого летчика и сказать: «я мог сражаться с ним», но они был именно тем парнем. Он испытвал теже чувства, что и я, я знаю он очень беспокоился о том, что мы скажем друг другу. И, по правле сказать, никто из нас не рассказывал очень много, но мы поняли друг друга, она написал мне пару писем и я тоже писал ему, и поэтому я могу точно сказать, что он чувствует.

В: Он написал вам и выслал фотографию?

О: Да.

В: Разрешите посмотреть?

«Дорогие мистер и миссис Хэйз. Сегодня я отправлю вам фото вашего визита в Берлин. Я надеюсь, вы будете рады получить их. Ваш визит было большим событием и великой честью для меня, потому что наша первая встреча 54 года назад мог бы плохо закончится для нас обоих. Это был чудесный день для меня и моей жены. Мы надеемся, что у вас остались добрые воспоминания о Берлине и знайте, что у вас есть добрые друзья в этом городе. Передавайте также привет вашей дочери Сьюзан и обеим девочкам.»

В: Это была первая из двух фотографий?

О: Да, она была сделана через две-три минуты после встречи.

В: Вы выглядите немного забавным.

О: Да, я стоял в аэропорту с двумя детьми, дочерью и женой, и мы ждали примерно 5 минут, пока Фриц зашел внутрь и что-то там подготавливал, а потом он подал нам сигнал и мы вошли в помещение. Это была небольшая отдельная комната, и там мы первый раз встретились, и конечно же тут же защелкали фотовспышки.

В: Но там же не было ни газет ни ТВ?

О: Нет. Он не захотел. Он все еще очень раним в связи со всеми этими офицерскими делами, о которых я вам рассказывал. Он все еще считает, что это лучше оставить в прошлом, они не хотят публичности по поводу того, что они делали во времся войны. И из-за проблем которые у них были, из-за того как с ними обращались после войны оккупационные власти, со всеми офицерами, их обвинили во всех грехах войны и не давали влиться в нормальную жизнь, все это по прежнему внутри него, и он не захотел, чтобы его снимали журналисты. Фриц договорился с парой ТВ каналов, и не было особых проблем выйти и сфотографироваться. Раз для него это было так важно, я и Фриц согласились, чтобы сфотографировали только нас, чтобы все остались довольны. Так мы и сделали . Так и должно быть. Не стоит устраивать шумиху из-за того, что кто-то где-то пишет о том, как один парень сбил другого.

В: Он состоит в каком нибудь объединении ветеранов как вы?

О: Он состоит в какой то ассоциации летчиков-итсребителей. Я спрашивал, бывает ли он на каких-нибудь встречах, и он ответил что уже несколько лет не был.

Отчет Гюнтера Зиннекера о бое:
Аэродром Людвигслюст 24.02.44.
Утром 24 февраля 1944 года я навестил своего командира в госпитале. Когда я вернулся обратно на аэродром, поступила ифномрация о том, что группа американских бомбардировщиков движется с востока Рейха через Балтику курсом на запад.
Принадлежа ко 2-й эскадрилье ночных истребителей из JG302, мы не имели опыта дневных боев, и мы были в праве выбрать кто будет драться с бомбардировщиками, поскольку они не имели истребительного сопровождения.
Командир эскадрильи оберлейтенант Зеелер и я смогли взлететь на наших Ме-109G. Я был одет в свою парадную форму, когда мы взлетели из Людвигслюста в Мекленбурге, взяв курс на северо-запад. По радио нас навели на группу В-17, и мы обнаружили их примерно в 1000 метрах ниже себя. На западе мы видели Северное море, а на востоке Балтийское море. Более точно определиться с местонахождением было невозможно. Американцы летели в строю combat box.
Командир эскадрильи Зеелер сообщил по радио, что мы будем атаковать заходя со стороны солнца сзади сверху. Мы сняли оружие с предохранителей и на большой скорости атаовали замыкающие группы бомбардировщиков. Я стрелял из всего оружия и видел, что добился хороших попаданий по В-17. От бомбардировщика отлетели обломки после чего мой обзор ухудшился из-за одного или двух попаданий в масляный бак. Масло залило лобовое стекло. Я развернулся и пытаясь спасти двигатель, начал искать подходящую площадку для приземления. Мне удалось сесть на поле. Естественно я не смог отслеживать судьбу бомбардировщика в ходе этих действий. Он разбился неподалеку.
Мой товарищ Зеелер смог вернуться на Людвигслюст и доложить о ходе событий.
__________________
Lord God, bless my weapons!

RR_Oldman - мы Тебя помним!!
RR_PictBrude вне форума   Ответить с цитированием
Старый 26-02-2010, 17:07   #2
RR_Kapibara
Добрый Штурмовик
 
Аватар для RR_Kapibara
 
Регистрация: Jul 2004
Адрес: Левый Берег
Сообщений: 2,620
Спасибо, СэРР!
__________________
Ибо Нех...

Я добрый... У меня просто зла на всех не хватает
RR_Kapibara вне форума   Ответить с цитированием
Ответ


Здесь присутствуют: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1)
 
Опции темы
Опции просмотра

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход

Похожие темы
Тема Автор Раздел Ответов Последнее сообщение
Интервью с Сэмом Матроджакомо. 445-я Бомбардировчная Группа. RR_PictBrude Интервью 4 24-07-2009 15:26
Интервью с Робертом С. Джонсоном RR_PictBrude Интервью 5 20-07-2009 01:49
Интервью с Гарольдом Э. Фишером. RR_PictBrude Интервью 19 10-07-2009 22:38
Интервью с Самнером Х. Уиттеном RR_PictBrude Интервью 3 01-07-2009 15:05
Интервью с пилотом Зеро. RR_PictBrude Интервью 4 10-01-2006 10:12


Часовой пояс GMT +4, время: 16:55.


Red Rodgers official site. Powered by TraFFa. ©2000 - 2024, Red Rodgers
vBulletin Version 3.8.12 by vBS. Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot