Интервью с Эрихом Хартманном.

[RR_PictBrude]

Буду выкладвать частями, потому как объемное мать его... Буби было что рассказать.

Интервью с Эрихом Хартманом.

Интервьюер Колин Хитон.


Вопрос: Эрих, когда и где вы родились?

Ответ: Я родился 19 апреля 1922 года в Вайссахе. Это неподалеку от Вюртемберга.

В: Расскажите о вашей семье.

О: Мой отец был уважаемым терапевтом, который был доктором в армии во время Первой Мировой войны, а моя мать была лицензированным пилотом. Мой брат потом также стал доктором.

В: Расскажите о вашей юности, которую вы провели в Китае.

О: Кузен моего отца был там дипломатом, и он убедил отца перевезти нас в Китай, поскольку Германия в те времена не была наилучшим местом с точки зрения экономики. Мы жили в провинции Шанхая, и я маленьким, Альфред был еще меньше, и я почти ничего не помню. Отец уехал, и мы поехали с ним. Но, со временем, у иностранцев в Китае начались проблемы, и отец отправил нас домой. Мы поселились в Штутгарте, а отец приехал позже. Вот где я жил вплоть до начала войны.

В: Что заставило вас стать пилотом?

О: Вероятно та же причина, что и у других парней; слава асов Великой войны, а также тот факт, что моя мама была лицензированным пилотом. Мама часто брала нас с собой и учила разным вещам. Возможно, это был самый главный фактор. Я знал, что хочу летать. Я стал лицензированным пилотом планеристом в возрасте 14 лет, и летал так часто, как мог. В возрасте 15 лет я стал инструктором в гитлерюганде. Альфред стал стрелком на “Штуке” и был захвачен в плен в Тунисе. Наверно это было его счастье и спасло ему жизнь. Мой отец не был рад тому, что я хочу стать пилотом, он хотел, чтобы мы пошли по его стопам в медицину. Это так же была и моя мечта, но ей не суждено было сбыться.

В: Когда вы вступили в Люфтваффе?

О: Я начал проходить обучение в октябре 1940 года в Восточной Пруссии. Это продолжалось до января 1942 года, когда я отправился в Цербст-Ангальд. Я был произведен в лейтенанты в марте 1942 года. Потом я отправился в школу обучения стрельбе в воздухе, где у меня случилась небольшая проблема. Я решил покрасоваться и промчался на бреющем над аэродромом, после чего был подвергнут домашнему аресту. И надо же было случиться, что мой товарищ по комнате, вылетел на том же самом самолете, у него случились технические проблемы и он погиб в катастрофе.
Я прибыл в Россию и явился в JG52 накануне зимы, после небольшого происшествия.

В: Это когда вы разбили “Штуку”?

О: Ну, я бы не сказал что разбил, поскольку я так и не оторвался от земли. Мы должны были перегнать их в Мариуполь, но когда я начал разгон на Штуке, я понял, что у нее нет тормозов, и она реагирует не так, как Мессершмитт 109. Я врезался в домик, а другой парень скапотировал. Они решили отправить нас на Ju-52, поскольку так было безопаснее для нас и для самолетов.

В: Тогда вы впервые и встретились с Дитером Храбаком?

О: Да, он был моим хорошим другом на протяжении многих лет. Дитер был первым, кто сказал мне, чтобы я поговорил с вами, поскольку он и другие доверяют вам. Как и я. Дитер был понимающим, но любящим дисциплину командиром, и его опыт впечатлял. Он научил нас не просто летать и драться, а как работать в команде и оставаться в живых. Это был его величайший дар. Он всегда был готов обсудить свои собственные ошибки, и то, чему он на них научился, надеясь, что мы также это поймем. Храбак отправил меня в 7/III/JG-52 пол начало майора Хубертуса фон Бонина, старого орла участвовавшего в Испанской гражданской войне и Битве за Британию. Мы и у него многому научились. Мой первый боевой вылет состоялся 14 октября 1942 года.

В: Ваш первый вылет был не слишком впечатляющ. Что произошло?

О: Ну, Россманн и я летели парой, и Россманн сообщил, что он заметил 10 самолетов противника ниже нас. Мы были на 12000 футах, а противник намного ниже нас. Я ничего не видел, но последовал за Россманном вниз, когда мы атаковали их. Я думал, что смогу одержать свою победу, поэтому дал полный газ и бросил Россманна, чтобы обстрелять самолет. Я промазал и едва не столкнулся с ним, после чего ушел вверх. Внезапно я оказался в окружении советских самолетов и направился под прикрытие облаков, чтобы уйти от них. Все это время Россманн продолжал говорить со мной, а у меня уже загорелась лампочка аварийного запаса топлива. Потом двигатель остановился и я сел на вынужденную, разбив свой истребитель. Я понял, что у меня будут проблемы. Я нарушил все правила, по которым живут летчики-истребители, и я думал, что меня вышвырнут.

В: И какова же была ваша учаcть?

О: Фон Бонин отправил меня на три дня работать вместе с наземным персоналом. Это дало мне время подумать над тем, что я сделал. Потом, когда я стал ведущим, я сам учил новичков тому, чему в свое время меня научили Россманн и, затем, Крупински.

В: Когда вы одержали свою первую победу?

О: Это было 5 ноября 1942 года, день, который я никогда не забуду, и это был штурмовик Ил-2, самолет, который было труднее всего сбить из-за его бронирования. Вы должны были попасть в маслорадиатор, иначе его не завалишь. Это был также и день моей второй вынужденной посадки, поскольку я влетел в обломки сбитого мною самолета. В тот день я научился двум вещам: приближайся и стреляй, и, одержав победу, сразу же уходи в сторону. Следующую победу я одержал в феврале следующего года. Это произошло, когда в Тамань прибыл Крупински, став новым командиром моей эскадрильи.

В: Вальтер рассказывал мне о том дне, когда он прибыл, и случае с двумя истребителями. Что вы помните об этом?

О: Он прибыл, представился, потребовал самолет, взлетел, был сбит, и вернулся назад на автомобиле. Затем он взял другой самолет, одержал две победы и вернулся, изъявив желание пообедать. И все это воспринималось так обыденно, словно это какая-нибудь игра в карты.

В: Как вы встретились с Гюнтером Раллем?

О: Ну что ж, я знаю, что Гюнтер рассказывал вам об этом. Он сменил фон Бонина в качестве командира группы и нас представили ему. Это было начало. В августе 1943 года Ралль сделал меня командиром 9-й эскадрильи, которой до этого командовал Герман Граф.

В: Вы часто летали в качестве ведомого Крупински. На что это было похоже и отличалось ли от полетов с Россманном?

О: Ну, наше партнерство поначалу было не очень легким, но мы поняли, что вместе мы работаем довольно хорошо. У нас обоих были сильные и слабые стороны, и мы смогли преодолеть эти проблемы. И это сработало на славу. Кроме того, я должен был обеспечить его возвращение домой к его многочисленным подружкам, всегда ждавших его на земле. Летая с Крупи, я заслужил Железный Кресс 2-го класса. Я научился у него тому, что нет ничего хуже, чем потерять ведомого. Жизнь была важнее побед. Я потерял только одного ведомого, Гюнтера Капито, бывшего бомбардировщика, но это произошло из-за его неопытности как истребителя, и он остался в живых.

В: Сколько побед вы одержали, прежде чем вас наградили Рыцарским Крестом?

О: Я одержал 148 побед к 29 октября 1943 года. Наверное, никто не сбивал так много, чтобы получить Рыцарский Крест. Было много тех, кто одержал более 50 побед, но так и не был награжден Рыцарским Крестом, что, я думаю, не справедливо. Я также думаю, что несправедливо то, что такие люди как Ралль, Баркхорн, Киттель, Бэр и Рудорффер не получили высших наград. Они их заслужили.

В: Расскажите о вашей первой встрече с Крупински. Я слышал от него его версию, но я хотел бы услышать и вашу.

О: Я слушал своего нового командира группы, когда появился дымящий истребитель, и внезапно приземлившись, перевернулся и взорвался. Мы были уверены, что пилот мертв. Кто-то сказал, что это Крупински, и вдруг из густого дыма появился этот человек в испачканной форме, но без единой царапины. Он улыбался и рассказывал о зенитке над Кавказом, при этом его лицо не выражало никакого удивления. Это была моя первая встреча с “графом”.

В: Кто был вашим первым ведущим?

О: Фельдфебель Эдуард Россманн, который взял меня под свое крыло.

В: Это было обычным, когда офицер становился ведомым у младшего по званию?

О: Для нас, да, ведь он был ветераном. Звание мало значило по сравнению с опытом, поэтому, я думаю, мы и добивались таких успехов.

В: Кто был вашим лучшим другом в те дни?

О: Их было много, многие из них еще живы, но самые близкие отношения у меня были с Хайнцом Мертенсом, моим старшим механиком. Вы могли положиться на ведомого, который прикрывает вас в воздухе, и ваших товарищей в воздушном бою, но человек, который делает все, чтобы ваша машина летала и не ломалась, это самый важный человек, скажу я вам. Мы стали лучшими друзьями, и я бы не достиг таких успехов, если бы не Мертенс.

В: Да, ваша пара также стала легендарной. Из-за чего такая близость?

О: Я не могу объяснить это. Когда я пропал без вести в тот раз, когда меня взяли в плен, Мертенс взял винтовку и пошел искать меня. Он не хотел сдаваться. Такую верность вы никогда не найдете на гражданке.

В: Расскажите, как вы попали в плен?

О: Русские атаковали в нашем районе, и Храбак раздал нам приказания. Это было в августе 1943 года, и нашей задачей было сопровождать “Штуки” Ганса-Ульриха Руделя, которые должны была контратаковать. Потом ситуация поменялась. Авиация Красной Армии бомбила германские позиции, поддерживая наступление своих войск, поэтому моя группа из 8 истребителей обнаружив противника, атаковала его – примерно 40 ЛаГГов и Яков и 40 или около того штурмовиков. Я сбил двоих, когда внезапно что-то попало в мой самолет. Я совершил вынужденную посадку и был взят в плен советскими солдатами. Когда они приближались к самолету, я притворился, что я ранен. Они поверили мне и отвезли в свой штаб, где их доктор осмотрел меня, а даже он поверил мне. Они погрузили меня обратно в грузовик (который, кстати, был германский) на носилках, и когда “Штуки” начали свои атаки, я набросился на одного охранника в грузовике. Он упал, и я спрыгнул. Как только я сделал это, я услышал, что грузовик остановился, поэтому я продолжал бежать. Я оказался на большом поле с очень высокими подсолнухами, где я и попытался скрыться, в то время как преследовавшие меня люди активно стреляли в моем направлении. Я наткнулся на небольшую деревушку, занятую русскими, и решил вернуться в то место, откуда я вышел и дождаться темноты. Я вернулся в безопасное место и задремал. Потом я проснулся и пошел на запад. Мимо меня прошел патруль русских, человек 10 я думаю, и я решил двигаться за ними. Затем патруль скрылся за небольшим холмом, и началась перестрелка. Я понял, что там, наверное, немецкие линии, поскольку люди из патруля опрометью бежали в мою сторону. Я решил перейти на другую сторону холма, и наткнулся на немецкого часового, который даже выстрелил в меня, продырявив мне штанину. Я был сильно разозлен, но этот человек был жутко напуган. Меня проводили на их позиции, допросили, и попросили приготовиться к бою. Другая группа русских, явно пьяных, двигалась в сторону наших траншей, и, когда они подошли метров на 20, лейтенант приказал открыть огонь. Они все были убиты. Потом мне рассказали, что группа русских вошла в их периметр, свободно говоря на немецком и изображая бежавших военнопленных. Приблизившись, они выхватили несколько автоматов “Томми” и убили несколько человек. Это объясняло их осторожность по отношению ко мне, поскольку на мне не было никаких опознавательных знаков и документов. У меня все отобрали, когда взяли в плен.

В: Что произошло с Мертенсом? Как вы вернулись?

О: Пехотный командир связался с Храбаком и он подтвердил мою личность. Они отправили меня назад на машине, и я был встречен Крупи, который только что вернулся из госпиталя. Мне также сообщили, что Биммель ушел и я был очень расстроен. На следующий день Биммель вернулся, и мы увидели друг друга, и мы устроили вечеринку в честь второго дня рождения.

В: Что за вечеринка?

О: Это вечеринка, которая устраивалась в честь пилота, выжившего в ситуации, в которой он должен был бы погибнуть. У нас частенько такое случалось.