[RR_PictBrude]

В: Все алте камраден говорили мне, что Голлоб был эгоцентристом, который был весьма способным руководителем, но не смог завоевать доверия своих людей. Это правда?

О: Хорошо, я соглашусь с этим, но я скажу о Голлобе еще кое что. Под его руководством, где бы он не появлялся, потери росли, точно также как у Гёринга в первой войне. Он ставил во главе подразделений командиров исходя не из их компетенции, а исходя из их верности нацисткой партии, а таких было мало в истребительной авиации.

В: Вы считаете, что назначение Галланда командующим истребителями было удачным для службы, и если так, то почему?

О: Без сомнения. Галланд был очень энергичным человеком, сильным лидером и великим истребителем, успешным, верным своим людям и очень благородным и честным джентльменом. Он никогда не трепетал перед Гитлером и не прогибался перед Гёрингом, и он всегда правдиво отвечал, о чем бы его не спросили, независимо от того, насколько непопулярна могла быть эта правда. Галланд был провидцем, который знал, как изменить течение воздушной войны и как перестроить истребительную авиацию, но поддержка им его пилотов против Гёринга и Гитлера, как и для многих других, дала Гитлеру повод заменить его, что было ужасной ошибкой. Честность в Берлине не всегда была в моде.

В: Расскажите о случаях, когда Вы встречались с Гитлером, каково Ваше впечатление о нем?

О: Я впервые встретился с Гитлером 3 сентября 1942 года, когда он наградил меня Дубовыми Листьями. Он спрашивал присутствовавших о войне, которую мы, как предполагалось, выиграем, и что мы думаем о новой территории, которую присоединят к Рейху на востоке.

Я сказал что-то вроде: “Я надеюсь, фюрер не будет слишком рассчитывать на нее, потому что я не думаю, что надолго там задержимся”. Он посмотрел на меня так, как будто его хватил удар. Когда он попросил меня разъяснить мое утверждение, я просто сказал ему, что с того момента как Соединенные Штаты вступили в войну, и они, вместе с Британией, начали снабжать Россию, а мы не имели способов для нанесения ударов по ее промышленности за Уралом, я не думаю, что мы сможем продолжать завоевание территорий. Он помолчал, а потом сказал что-то вроде: “Мы вскоре покончим с Россией, и вновь обратимся против Запада. Они увидят, что поддержка большевизма не принесет им ничего хорошего”. После этого мы расстались. Я встретился с ним снова у Сталинграда, несколькими неделями спустя, когда он совершал турне по фронту. Он сказал мне: “Теперь я обладаю Россией, я обладаю Кавказом. Я перейду Волгу; и следом вся Россия станет моей”. Я помню, что я посмотрел на всех вокруг нас и подумал – у этого парня не все дома! В следующий раз я встретился с Гитлером 28 июля 1944 года, когда я получал Мечи к Рыцарскому Кресту. Это было через неделю после того, как его пытались убить бомбой, и он уже не был прежним, вероятно больше ушедшим в себя и жившим фантазиями, посвященными войне. Все чего я хотел, это получить свои медали и свалить оттуда к чертовой матери. Я не мог поддерживать его. В следующий раз я был вызван к Гитлеру, когда мы, командующие эскадр, были в Берлине, чтобы встретиться с ним и Гёрингом непосредственно перед бунтом. Он шагал туда-сюда, бубнил чего-то там об оружии, которым он обладал, о том, что он покажет Союзникам где раки зимуют и т.п. Это было очень удручающе – знать, что страна находилась в руках сумасшедшего и окружающих его фанатиков. Знаете, после покушения 20 июля, нам никогда не позволяли присутствовать при нем с личным оружием, которое являлось частью нашей униформы. Он никому не доверял.