Посвящается личному составу 125 ГвБАП им. М.М.Расковой (587 БАП)
Особая благодарность коллективу авторов статической кампании "Нецелованный полк". За до что помогли пережить, пускай чуть чуть, пускай в виртуале, пускай имея в распоряжении кнопку "Новая попытка"....
Рассказ написан по мотивам миссии № 6 вышеуказанной компании, которая в свою очередь является реконструкцией реального боевого вылета, произошедшего 2 июня 1943 года....
************************************************** ********
… Возвращались тайком, без приборов, впотьмах,
И с радистом-стрелком, что повис на ремнях.
В фюзеляже пробоины, в плоскости – дырки!
И похоже озноб, и заклинен штурвал,
И дрожал он, и дробь по рукам отбивал,
Как во время опасного номера в цирке.
До сих пор это нервы щекочет,
Но садились, мы набок кренясь!...
(с) В.С. Высоцкий.
.... Последний разворот, вся девятка, звено за звеном, ложится на боевой курс.
Впереди, под нами лежит линия фронта - окопы, блиндажи, огневые точки, ряды «колючки» и минные поля...
Но сейчас этого ничего не видно. Раннее утро, и первые солнечные лучи, робко гладившие на высоте плоскости наши крыльев и несмело разбивающиеся зайчиками на плексигласе остекленения кабин еще не достигают земли. Под нами темно и только где-то внизу трассы пулеметных очередей прошивают утреннюю мглу, медленно угасая где-то в тумане. Я автоматически доворачиваю тяжелую машину то чуть правее, то чуть левее, выполняя команды штурмана, прильнувшую к прицелу, а глаза не могу отвести от развернувшейся перед нами картины ночного наземного боя. Наверное, это даже красиво, если понятие «красиво» применимо к потокам свинца несущим смерть. Наверное, увидев это феерическое зрелище сходящихся и пересекающихся, пунктирных разноцветных огоньков на фоне едва просматривающейся земли и угадываемого горизонта какой-нибудь художник наверняка запечатлел бы его на полотне.
Но я не художник, да и мне сейчас не до красот – мы идем бомбить и тоже несем смерть. И мы уже на боевом и до цели рукой подать – мирно спящая станица, в которой станция расположена эта треклятая железнодорожная станция, уже занимает почти все носовое остекленение «пешки», а значит - до сброса остались секунды.
Внезапно земля внизу осветилась, как будто в жаркий летний полдень – десятки пульсирующих, длинных факелов взметнулись в небо. И из каждого такого факела к нам потянулась разноцветная цепочка раскаленного металла, а воздух вокруг самолетов наполнился сотнями разрывающихся снарядов и тысячами осколков. МЗА – самое страшное и опасное на нашей нынешней высоте. «Пешку» трясет от близких разрывов, запах взорвавшихся зарядов чувствуется даже в кабине, а дробь осколков по обшивке отдаются в голове как в барабане. Удар, еще один - машину качнуло и едва заметно повело в сторону. В нас попали, и это уже не осколки.
-Курс! ... Держи ... – штурман, не отрываясь от прицела, напоминает, что работа еще не выполнена. Мне жутко хочется отвернуть, дать ногу до отказа, положить машину в сумасшедший крен и со скольжением, в пике уйти с этого убийственного курса. Туда, вниз и в сторону, в спасительную темноту. Вырваться из этого ада взбесившегося металла и огня. Немного двинув рулями, я возвращаю машину на курс – ведь работа еще не сделана.
-Командир! Течем, левое крыло!
Стрелок-радист доложила о повреждении, о том, что мы теряем горючее, но что я могу сделать? Только стиснуть зубы и ждать. Ждать пока у штурмана в окуляре прицельная марка не ляжет на выбранную цель там, внизу, на земле. И надеяться что пробоин не много, они не большие и протектор спасет. Впереди идущая «пешка» вдруг качнулась и из под ее крыла пошел широкий белый шлейф. Бросаю взгляд влево – у соседней машины дымит правый двигатель, а весь капот забрызган чем-то темным, толи масло, толи копоть. В первом звене, идущем впереди – одна машина дымит. Наверное, и остальным самолетам эскадрильи досталось, хочу спросить стрелка о другой тройке и в этот момент наша «пешка» облегченно вздрагивает.
-Сброс! - штурман доложила о том, что бомбы сброшены. Но нам нельзя сходить с курса – нам нужно дождаться взрывов, ждать томительных, длинных, пятнадцать секунд, и заснять результаты нашей работы. А впереди, через три километра – еще одна цель, и ее тоже нужно поразить. Шесть, семь - я отсчитываю эти секунды и не отрывая глаз смотрю вниз, через носовое нижнее остекленнение – там, если мы сделали все правильно, я увижу разрывы от бомб первого звена. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать – и внезапно земля внизу вспухает от десятка огненных цветов, которые накрывают здания станции и вагоны, машины и цистерны, своим огнем гасят огневые кинжалы скорострельных зенитных пушек и заливают станцию клубами дыма и пыли.
- Попадание! Есть попадание! Цель накрыта! – штурман и стрелок-радист наперебой докладывают о результате сброса. Но радоваться рано – еще одна цель впереди.
- Вправо пять – штурман опять корректирует наш курс. Зенитный огонь утих, наверняка – часть точек мы выбили, у части осколками выбиты расчеты, да и заняться оставшимся есть чем – на станции разгорается огромный пожар, до стрельбы ли тут по уходящим бомбардировщикам. Конечно, отдельные орудия еще стреляют, но это не идет ни в какое сравнение с тем морем огня, бушевавшего еще минуту назад.
- Влево один…. На боевом. До сброса полторы минуты. – Привычные, отрывистые доклады штурмана настраивают на рабочий лад. Мы опять на боевом курсе. Полторы минуты, девяносто секунд нам еще идти по ниточке, не меняя высоту, скрость, курс, не имея возможности использовать наше главное оборонительное оружие против зениток – маневр, представляя для них идеальную цель. Девяносто секунд – что за них можно успеть? Там внизу на земле – фактически ничего, ни песню спеть, ни письмо написать, секунды пролетают мигом. А здесь на высоте, на боевом курсе они тянутся словно вечность, и каждая из них может закончиться звонким ударом снаряда по обшивке и взрывом….
- Истребители! На полпятого, выше! Четыре…. Еще четверка! - чей-то голос искаженный нагрузкой и переживаниями до не узнавания врывается в наушники, как гром среди ясного дня, прерывая галоп мыслей. Черт! Сейчас, когда мы на боевом – мы беззащитны с верхней полусферы. Первое звено, сбросившее весь бомбовой груз на станцию, уменьшает скорость, пытаясь пропустить нас вперед и хотя бы чуть-чуть прикрыть оставшиеся тройки огнем. Штурманы уже заняли места у пулеметов и тонкие стволы УБТ-шек развернулись навстречу немцам. Мы сближаемся, но слишком медленно, нам бы увеличить скорость, но нельзя – мы поломаем штурманам все расчеты…
- До сброса минута! – как долго тянется время. А истребители уже проносятся над нами, пересекая под углом наш курс. Тонкие, вытянутые, хищные силуэты «мессеров» проскакивают, ведя еще неприцельный огонь по первой тройке. Навстречу им потянулись белые пунктиры трасс с пулеметов, но их слишком мало, для создания плотной завесы огня.
- Заходят… сзади… - Первое звено уже рядом, оборонительные пулеметы стреляют куда-то назад, но я не вижу что там творится… Мимо кабины проносятся чуть дымящиеся струи – значит уже по нам ведут огонь. «Пешка» затряслась от длинной очереди, хлестнувшей по крылу, и правый двигатель в мгновение изменил свой привычный монотонный рокот, добавив в него неприятные высокие ноты. Еще одна очередь – мимо, еще одна – несколько звонких ударов по фюзеляжу слышны в кабине даже сквозь рев моторов. Мы как сидячие утки – ничего не можем сделать, только ждать и надеяться. Два «мессера» проскакивают над нами, и в вираже уходят на вертикаль. Но там сзади – еще пара, и где-то слева нам в хвост заходит первая четверка.
- Сброс! – доклад штурмана звучит как музыка! Мы сделали это, мы дошли и отработали….
Удары пуль и снарядов встряхнули нашу «пешку», как будто мы наехали на брусчатку. Через секунду к тряске от попаданий добавились едва заметная вибрация от УБТ-шки - теперь мы повоюем, теперь мы можем огрызаться! Слева от машины проносятся красноватые трассы и утыкаются в самолет ведущего, вырывая из фюзеляжа и плоскостей кусочки дюраля. Но «пешка» живучая, и отчаянно маневрируя, пристраивается к первому звену. Теперь мы не связанны курсом, и можем противопоставить истребителям не только огонь восемнадцати крупнокалиберных пулеметов, но и маневр. Нам бы только собраться в плотный строй, в кулак, уменьшить интервалы между машинами до минимума…
Идем со снижением, постепенно разгоняясь … Так хочется вывести двигатели на форсаж, разогнать машину, что бы быстрее уйти, но нельзя – тогда мы неминуемо растянемся. Даже сейчас интервалы между самолетами слишком большие, чем не замедлили воспользоваться истребители немцев – пара проскочила снизу и тянется к ведущему звену.
Наклоняю нос «пешки» и доворачивая открываю огонь из курсовых пулеметов – дистанция большая, и попаду вряд ли, но может трассы хотя бы заставят их занервничать. Наша машина нагоняет впереди идущие самолеты и трассы курсовых пулеметов все ближе подбираются к «мессеру», восемь оборонительных пулеметов ведут по нему сосредоточенный огонь, и вдруг «сто девятый» вспухает, из под капота вырываются дым и пламя и перевернувшись через крыло «мессершмит» устремляется к земле, а второй не выдерживает и уходит в сторону.
- Сбили! «Мессер» сбили! – но радоваться рано, их все равно слишком много. И словно в подтверждение моих мыслей в наушники ворвался голос стрелка – Пара сзади справа! Наша «пешка» опять затряслась от стрельбы двух крупнокалиберных пулеметов, и в эту мелкую вибрацию отчетливо вплелись удары от попаданий вражеских пуль и снарядов. Бак в израненном левом крыло вспыхнул и за машиной потянулся шлейф огня и дыма.
-Командир! Горим! – голос стрелка-радиста полон тревоги, но тут же спустя пару секунд, радостно – Еще одного фашиста сбили! - осталось шестеро, нас девять, но боезапас подходит к концу, и практически все самолеты повреждены, а наш так вообще, того и гляди взорвется в любой момент – пламя все сильнее и сильнее.
- Собрались! Все собрались – штурман информирует меня об идущих сзади, и после секундной паузы делано-спокойным тоном – Похоже, мы сейчас взорвемся!
Я это и сама вижу – огонь все разгорается и все ближе подбирается к следующему баку, а до линии фронта – еще километров пять, и левый двигатель сдает прямо на глазах. Была не была - отдаю штурвал от себя, и машина начинает набирать скорость. Сбить пламя наш единственный шанс - к тому моменту, когда мы пересечем линию фронта, у нас уже не будет запаса высоты на прыжок.
- Пара! Идет за нами! – ну естественно, одиночный, горящий бомбардировщик – лакомая цель. Но мы уже набрали скорость и «мессера» не могут воспользоваться своим преимуществом, они вынуждены тянутся за нами, постепенно нагоняя. А мы уже почти над линией фронта – под нами проскакивают окопы, пока немецкие, но до наших – рукой подать.
- Командир, «фрицы» приближаются - доклад стрелка-радиста и длинная, патронов на тридцать очередь из УБТ-шки практически сливаются. А вслед радостный вопль штурмана – Я «мессер» сбила! – и немного виновато – И патроны закончились. Грозный, но сейчас абсолютно неопасный, объятый пламенем вражеский истребитель, пилот которого еще секунды назад считал нас своей добычей, проносится под нами и врезается в землю на ничейной полосе. А нам осталось до своих – совсем чуть-чуть, но сможем ли это «чуть-чуть» продержаться.
- Командир, Второй уходит! А пламя сбили! Дымит, но огня нет! – обрадовала стрелок-радист. Бросаю взгляд на крыло, действительно пламени нет! Пожалуй, эта весть даже более радостная чем сбитый «мессер».
Под нами уже проскакивают наши окопы, блиндажи, позиции орудий, мы скользим над землей буквально в метрах двадцати, и двигатели еще тянут, их трясет как в лихорадке, стрелки циферблатов приборов прыгают как сбесившиеся, но самолет честно выполняет свой долг – вытаскивает нас с поля боя, даря так необходимые сотни метров. Мы уже проскочили линию фронта, перевалили через какой-то холмик, высоты нет совсем, но перед нами ровная степь.
- Пристегнитесь, садимся на вынужденную! – перекрыть бензокран, выключить питание, и ждать… Касание, и лопасти винтов мгновенно смялись, машину встряхнуло, еще раз встряхнуло, еще, еще толчек... Поднимая клубы пыли «пешка» заскользила по земле, и проползя несколько десятков метров остановилась. Сели! Мы сели. Над нами проплывает наша восьмерка, в плотном строю, и пусть они дымят и распускают шлейфы бензина из пробитых баков – все на месте. Да – часть машин не дойдет до родного аэродрома, сядут на ближайших. Но приедут ремонтники из полка, самолеты отремонтируют, эвакуируют и нашу «81-ю». А значит – мы еще повоюем. И словно ставя жирный восклицательный знак, как будто подводя итог этого вылета, к земле падает еще один дымящий «мессершмит».
И в это время в наушниках сквозь треск разрядов, сквозь речитатив переговоров, вдруг чей-то звонкий голос затянул задорный марш:
«Мы летим ковыляя, во мгле…»
************************************************** ********
Copyright © Июнь 2009
Автор: Ирина Р. ака Irinel ака RR_Jaguar
P.S. Авторское послесловие.
Строго - не судите. Сейчас, прочитав это на свежую голову я уже вижу, что нужно "там подправить, а здесь переписать"... Но сил уже нет. Отлетав семь вариантов этой миссии, у меня мозги "вскипели" и ...
Я просто очень хотела передать ТО напряжение ТОГО вылета, то что ОНИ пережили тогда... Если получилось - значит уже не зря.