RR_PictBrude
15-09-2005, 19:17
Интервью с Кюости Кархила (http://www.elknet.pl/acestory/karhi/karhinv.htm)
Вопрос: Капитан Кархила, вот копия рассказа о вас из старого журнала “Suomen Siivet” за 1971 год. Здесь говорится, что Косси настолько известен, что не нуждается в каком либо представлении. К сожалению сейчас ситуация иная… Вы родились в Рауме в 1921 году?
Ответ: Да, но в следующем году семья переехала в Пори, и я рос там.
В: Не могли бы вы рассказать что-нибудь о своей семье?
О: Мой отец бы весьма патриотичным человеком, он сержантом сражался в Освободительной войне, и он был создателем семейного духа. Патриотизм был для меня с детства само собой разумеющимся.
В: Когда вы заинтересовались авиацией?
О: В 10 лет. Рядом с рекой Кокемаенйоки, протекающей через Пори, было поле, которое затапливалось и замерзало каждую зиму. Финские ВВС прислало пилотов для воздушного шоу, которые расположились на этом поле. Из-за ограждения я следил за их трюками и боялся за пилотов.
Я начал с того, что построил летающую модель самолета, затем я стал интересоваться планерами. В это время местное отделение Гражданской Обороны, создало аэроклуб, и все мои друзья вступили в него. Лидер клуба, господин Пентти Липсанен, был одним из первых в стране, кто прошел обучения на планерах в Польше. Национальная Авиационная Ассоциация подарила местным аэроклубам разобранные германские планеры. Наш клуб также получил их. Каждый час нашей работы по сборке планера записывался и, если набиралось достаточно часов, тебя допускали к тренировкам. Я был допущен к тренировкам летом 1937 года в Ямиярви. За месячный курс я смог получить лицензии А и Б.
В: Что говорили родители о Вашем увлечении, не считали ли они его опасным для мальчика?
О: Моя мать умерла, когда мне было 6 лет, а мой отец умер летом 1938 года. Будучи патриотом, он не возражал против того, чтобы его сын стал пилотом. Моя мачеха тоже не возражала. Полеты были моим собственным выбором.
В: Какие типы планеров вы строили?
О: Грунау 9 был весьма примитивным типом, но Грунау Малыш обладал фюзеляжем с красивыми обводами и открытой кабиной.
В: Как вы стали настоящим пилотом?
О: Когда я набрал достаточно часов собирая планеры, мне позволили пройти курсы настоящего пилота, которые проводились в Йороинене летом 1939 года. Курсантами были школьники, но самолеты, инструкторы и руководство были обеспечены ВВС. Мы летали на Letov Smoliks, которые были очень хороши для первоначального обучения, и VL Viimas. Я налетал 35 часов. Курс был бесплатным, за исключением номинальной платы за еду и оплаты дороги. Курсанты подписывали контракт, который предусматривал обязательную военную службу в ВВС.
Я закончил мой первый курс летом 1939 года, а осенью Россия начала осуществлять давление на Финляндию. В начале ноября, меня спросили – готов ли я в случае необходимости пойти добровольцем на военную службу. Конечно же я был готов.
В: Вы любили школу?
О: Определенно нет! Я даже однажды остался на второй год. Когда резервисты были мобилизованы, мы, солдаты гражданской обороны, несли караульную службу. Когда я был на посту, мои друзья шли учиться. Я думаю, это было прикольно.
Когда 30 ноября 1939 года началась война, я был призван и откомандирован на авиабазу Каухава, для обучения. Я приступил к военной службе в День Независимости Финляндии, 6 декабря 1939 года.
В: Это бы первый курс обучения на военного пилота?
О: Да, нас было 84 курсанта, каждый из нас уже имел навыки полетов, и курс продолжался в течение Зимней войны и был завершен, когда война закончилась. Мы начали с азов, и в некотором отношении это повторное обучение было удачей для нас. Мы летали на таких типах как Viima, Tuisku, Saaski, Smolik и др., а также имели несколько ознакомительных полетов на Klemm и Taylorcraft.
В первые дни марта 1940 года, 35 из нас были отобраны для секретной миссии – нас отправили в Великобританию для дальнейшего обучения и дальнейшей перегонки в Финляндию Хоукер Харрикейнов. Но миссия была отменена после перемирия 13 марта. Все было готово, мы даже получили нашу гражданскую одежду из дома.
Затем наш курс разделили для дальнейшего обучения на истребительную, бомбардировочную и разведывательную эскадрильи. Я был отобран на пилота истребителя.
В: По какому принципу курсантов разделяли на эти группы?
О: В основном по их собственному желанию, а также инструкторы оценивали наш потенциал и умение в полете.
В: Кого-нибудь отсеяли?
О: Из нашего курса – нет, потому что мы все имели опыт полетов, у нас была хорошая база.
В: Как инструкторы обращались с вами, не запугивали?
О: Они очень позитивно относились к нам. После всего они сказали, что наш курс был лучшим из все: мы имели начальные знания, мы были добровольцами, мы горели желанием и были идеалистами. Фактически военного обучения не было, лишь немного муштры. Большая часть из нас состояла в Гражданской Обороне, и поэтому уже прошли начальную военную подготовку.
Когда мы прибыли в Паролу в 35-ю учебную эскадрилью, база была переполнена. Звено, в которое я был назначен, было переведено в Тирванто – взлетно-посадочную полосу на льду озера. Мы действовали с него пока лед не начал таять. Нас продолжали обучать, мы летали на Бристоль Бульдог, стреляли по наземным целям и по буксируемым воздушным. Я хорошо стрелял. У меня было 96 % попаданий по наземной цели и 40% по воздушной. Это дало мне право прохождение офицерских курсов.
Из-за того, что ВВС не имели офицерских курсов, пилотов отправляли на пять месяцев для прохождения курсов офицеров пехоты. Летчики приступали к обучению не имея начальной подготовки, и чувствовали себя идиотами. Инструкторы устроили мне тяжелые времена, когда обнаружили мое невежество.
В: Какой был смысл в отправке пилотов в школу офицеров пехоты?
О: Не было выбора! У ВВС не было ни ресурсов, ни инструкторов. Те, кого можно было использовать для нашего обучения либо летали в передовых частях, либо в Каухаве в качестве инструкторов.
В: Принесли ли эти офицерские курсы какую-нибудь пользу для вас?
О: Благодаря ходьбе на ужасных военных лыжах я стал крепче физически, также я научился командовать и пропитался тем духом, который позднее нам пригодился. Я просто закончил курс, я не думал, что это важно – добиться высоких результатов. Я не стремился стать профессиональным офицером.
В: Потом вы вернулись в учебную эскадрилью?
О: Да, нас отправили на офицерские курсы до того, как наше летное обучение было завершено. Мы отлетали недостающие тренировочные полеты, после чего нас стали считать готовыми к службе в первой линии.
В: Вас отправили в 34-ю эскадрилью?
О: Да, в Сиикакангас, но это была не та же самая эскадрилья, в которой я летал на мессершмиттах через несколько лет. Эскадрилья была укомплектована Фоккерами D. XXI, которые использовались 24-й эскадрильей в Зимней войне. Новые пилоты проходили дополнительное обучение: полеты строем, крылом к крылу, до тех пор, пока вы по настоящему не научились делать это. Высший пилотаж также отрабатывался. Только стрельбе нас не учили – только прицеливанию. Когда мои 18 месяцев обязательной службы истекли, война закончилась в марте. Меня произвели в энсайны (прапорщик) и в тот же день, 4 июня 1941 года, отправили домой.
В: Вы уже получили эмблему пилота (“крылья”)?
О: Нет, я не получил ее до того как вновь началась война. Требовалось 150 летных часов, а у меня было не более 100.
В: Чем Вы занимались с 5 по 19 июня 1941 года?
О: Я пару недель был дома, а потом меня призвали обратно. 20 июня 1941 года меня вновь назначили в 32-ю эскадрилью.
В: На каком основании Ваc назначили в 32-ю эскадрилью, или вообще заменяли пилотов?
О: В моем случае все просто – меня обучали в этом подразделении.
Наследующий день после моего прибытия, мы перелетели на наших фоккерах в Хювинкаа, которая стала нашей первой базой в военное время. Нашей задачей было защищать Хельсинки, хотя они и находились далеко, а также ж/д узел Риихимаки.
Но мы не пробыли в Хювинкаа и двух недель, нас перебросили в Утти. До этого я совершил несколько вылетов на перехват, но не встретил ни одного врага. Однако одно из наших звеньев сбило пару бомбардировщиков к востоку от Хельсинки.
В: Какими были ваши задачи?
О: Я летал ведомым, старшие офицеры были ведущими. Моим командиром звена был капитан Пате Берг, который воевал в Зимней войне. Он был отеческим человеком, любил кому-нибуть давать советы.
Нашей задачей было защищать город Котка и его гавань, а также ж/д узел в Коуволе. Однако, мы обнаружили, что фоккеры были медленными и абсолютно устаревшими. Даже если мы сидели в своих самолетах и взлетали менее чем через минуту после команды на взлет, мы всегда опаздывали. Расстояние от Утти до Котки (50 км) слишком велико для медленных истребителей. Нашим командиром эскадрильи был майор Эрнроот, очень популярный командир. Во время Зимней войны он был командиром летчиков испытателей Государственного авиационного завода в Тампере, и он сбил два бомбардировщика на истребителях, которые были отправлены в Тампере для ремонта. Эрнроот стал объяснять Штабу ВВС, что его эскадрилья укомплектована матчастью, которая не позволяет ему выполнять поставленную перед ним задачу. В результате, в середине июля, мы были переукомплектованы. 14 и 16 Разведывательные эскадрильи передали нам свои Кертисс 75А Хок, и забрали наши фоккеры.
В: Почему же изначально лучшая матчасть была отдана Разведывательным эскадрильям?
О: Хороший вопрос! Новые самолеты не имели огромного перимущества, но Кертисс был на 50 км/ч быстрее, имел убирающиеся шасси и был лучше вооружен. Главное превосходство – в маневре, скороподъемность была лучше, мы были удовлетворены. Кертисс был маневренным и являлся, с нашей точки зрения в те дни, произведением искусства. Эти истребители были германскими трофеями из Франции и Норвегии, некоторые уже использовались, другие были захвачены в контейнерах. Изначально некоторые самолеты имели двигатели Wasp (1065 л.с.), а некоторые двигатели Циклон (1200 л.с.). К сожалению, более мощные двигатели быстро вырабатывали свой ресурс и заменялись на Wasp.
В: Свой первый воздушный бой вы провели на Кертиссе, я полагаю?
О: Это так, я провел свой первый воздушный бой 31 июля 1941 года. Майор Эрнроот пришел в барак, где пилоты находились в боевой готовности, и спросил о ведомом добровольце. Он отправлялся на свободную охоту. По некоторым причинам он выбрал меня. Мы взлетели и пресекли линию фронта, после чего майор взял курс на авиабазу Суур-Мерийоки, на которой он служил до войны, и находившуюся теперь в руках противника. Мы были обстреляны тяжелыми зенитками, это был первый раз когда я увидел как в небе появляются большие серые “амбары”. Температура масла у моего ведущего начала расти (частая проблема на Циклонах) и он начал терять мощность. Я удивлялся, почему он так медленно летит, и продолжал внимательно оглядывать горизонт. Затем я заметил две точки позади нас, они приближались. Я продолжал следить, и наконец, я обнаружил, что это русские. Поскольку радио у нас не работало, я дал газу и подлетел к крылу майора и подал ему знак – следуй за мной. Затем я развернулся против противника: это были две Чайки И-153.
Они приближались к нам с большей высоты, а мы развернулись на них снизу, в лобовую, и все открыли огонь. Это была самая неблагоприятная ситуация, поскольку никто из пилотов не знал заранее в какую сторону отворачивать. Если ты не свернешь, ты можешь столкнуться, если свернешь слишком рано, враг получит шанс сбить тебя. Мы приближались друг к другу, стреляли, и русские, естественно, не сворачивали. Я увернулся, Чайка едва не протаранила меня. Затем я развернулся, враг тоже, и мы вновь обстреляли друг друга.
В: Чайка была весьма маневренным истребителем, не так ли?
О: Она была очень маневренной, именно поэтому мы второй раз сошлись в лобовой, но после третьего разворота, она почти достала меня. Я понял, что у меня проблемы, но я знал, что когда Кертисс пикирует, он разгоняется быстрее и Чайка не способна его догнать.
В: У вас было достаточно высоты?
О: Около 2000 м. Я отдал ручку от себя и спикировал, затем оглянулся, чтобы посмотреть преследует ли меня кто-нибудь. Чайка попыталась сделать это, она даже “отсалютовала” по мне стрельбой, но осталась позади. После чего я вернулся, чтобы найти своего ведущего.
В: Что с ним произошло?
О: Майор атаковал вторую чайку и сбил ее, благодаря своему опыту. Я увидел его и пристроился к его крылу. Я начал думать: это серьезно, я бросил своего ведущего перед лицом врага. Мы приземлились, я подошел к майору и попытался отрапортовать. Он подошел ко мне протянув руки и хлопнув меня по плечам, сказал: “Молодец, ты спас нас обоих!” Он сказал, что понятия не имел об этих русских и осыпал меня похвалами.
В: Чувствовали ли Вы, что достаточно обучены, когда началась война?
О: Да, обучение было хорошо продумано и выполнено. Для меня полеты были подобны езде на мотоцикле, этому было легко научиться. Мой стиль полета был “гибкий”, например в вираже фоккер легко сваливался в быстрый неуправляемый плоский штопор (из-за ассиметричного срыва потока с кончиков крыла) если вы перетягивали ручку. У меня такого никогда не случалось. Также умение выбирать упреждение при стрельбе, посадка и т.д. были, как будто заложены во мне. Я должен сказать, что в бою, я никогда не думал о том, что стреляю в пилота, я всегда стрелял по самолету. Что случалось с пилотом, это уже другой вопрос. Но я никогда не испытывал слепой ярости к русским, даже если моим лозунгом было “Хороший русский это мертвый русский”. Мои действия были расчетом, не слепой местью…
32-я эскадрилья перебазировалась в Лаппеенранту 31 июля 1942 года. Армия предприняла наступление, чтобы отвоевать территорию, завоеванную СССР в Зимней войне. Карельский перешеек был закрыт дымом, горели леса и русские, отступая, сжигали все что могли.
Вот копия моего боевого рапорта о первой победе:
Боевой рапорт
Дата: 10.8 (1941). Время 17:40-17:45
Местоположение: Южнее Кирву. Высота: около 200 м.
Уничтоженные/поврежденные самолеты, их количество:
Один И-16, я потерял его из виду выходя из пике на малой высоте.
Описание:
Патрулируя, мы встретили 2 И-16. В сложившейся ситуации, я обстрелял противника в лобовой, после чего он свернул вправо. Я легко сел ему на хвост, после чего он спикировал. Я последовал за ним и обстрелял его. Я видел как мои трассы попали в него. Я потерял противника, когда выходил из пике так, что потемнело в глазах. После того, как зрение вернулось ко мне, я больше не видел этого самолета. Когда он пикировал, из него шел дым.
Свидетели: Лейтенант Нурминен, капрал Каянто, капрал Кирйонен.
Примечание: И-16 склонен к неконтролируемому быстрому горизонтальному вращению.
Самолет: Кертисс - 560.
Подпись: энсайн Кархила.
Я прекрасно помню этот эпизод. Вначале мы встретили два патрулирующих И-16, и ведущий противник открыл огонь сразу же, как только развернулся на нас. У него были 20 мм пушки, и вспышке на дулах были огромными. После лобового обстрела мы оба развернулись для еще одной лобовой. После этого я смог сесть ему на хвост. И-16 спикировал отвесно, я последовал за ним. Я открыл огонь и в тот же момент заметил, что мы летим практически в землю. Я потянул ручку так сильно, как только мог. Придя в себя, я больше нигде не увидел И-16. Вероятно, он врезался в землю, но я этого не видел.
Кертисс-560 был моим личным самолетом. Я сбил на нем 8 врагов, а общий его итог – 18. Вышеупомянутый И-16 был найден позднее, когда наши войска захватили перешеек. На территории, где действовала наша эскадрилья, было найдено 40 вражеских самолетов, которые были сбиты истребителями, но не были им засчитаны. Они были засчитаны позднее, на основе боевых рапортов, пилотам, стрелявшим по ним, или добавлены на счет эскадрильи.
Был также другой запомнившийся эпизод, 17 сентября 1941 года. Наше звено прилетело к Кронштадту – командир звена капитан Берг любил дразнить зенитчиков. На этот раз мы подлетели слишком близко: когда противник открыл огонь, первый же снаряд разорвался между мной и ведущим. Я на мгновенье ослеп от вспышки, а взрывная волна перевернула мой самолет. Когда я выровнял его, я оказался в стороне от строя. Я попытался повернуть, чтобы присоединиться к ним, но зенитки вели заградительный огонь передо мной. Я повернул на восток, и полетел к Ленинграду сквозь сильный огонь зениток. Наконец, я вышел из зоны их действия и увидел одинокий самолет, летевший со стороны Ленинграда. Когда он приблизился, я опознал его как МиГ-3. Пилот, должно быть, посчитал, что я один их своих, поскольку я был один и летел с запада. Я приблизился, атаковал и сбил его у Сиестарйоки (Сестрорецк). Я вернулся на базу, но у меня не было свидетелей моей победы. Потом нам сообщили, что армейский наблюдательный пост видел падение самолета у Сиестарйоки в то же время, которое я указал в своем рапорте…
Наша эскадрилья перебазировалась в Суулаярви 23 сентября 1941 года. База была построена русскими в 1940 году, она имела песчаное покрытие и была чудовищно пыльной. Пилоты заняли единственный уцелевший деревенский дом поблизости от аэродрома, а владельцы дома переместились в баню. Мы использовали военнопленного в качестве слуги. Он мыл полы, рубил дрова и топил печь. Он был ингерманландцем (этническим финном) и мы полностью ему доверяли. Наши пистолетные кобуры висели на крючках на стене дома, и ничего не случилось.
31 мая 1942 года эскадрилья переместилась в Нурмойлу, в Олонезе (восточный берег Ладожского озера).
В Нурмойле мы впервые расположились в построенных русскими блиндажах, которые протекали в дождь, после чего большинство из нас соорудили собственные бревенчатые блиндажи в склоне холма. Наши блиндажи были превосходны, у нас даже были открытые очаги, а не только стандартные печи.
21 августа 1942 года группа из 4 Кертиссов сопровождала Фоккер C.X., совершавшего фотографирование устья реки Свир. Я был одним их эскорта. Я летел позади и чуть выше фоккера. Я заметил одиночный И-16 пикировавший на фоккер с большой высоты. Я довернул на него и открыл огонь с большой дистанции, так что он не смог побеспокоить фоккер, и я смог зайти ему в хвост. Мы летели на высоте 20 метров, когда я снова начал стрелять и И-16 охватил огонь. Пилот выпрыгнул и исчез в лесу, его парашют не раскрылся. Его истребитель упал на краю болота и взорвался.
Противник обычно посылал бомбардировщики Пе-2 чтобы разведывать восточное побережье Ладожского озера, так что эти Пе-2 вынуждены были летать на северо-запад через озеро на предельную дальность. Наша служба воздушного наблюдения могла сообщать лишь о “жужжании” (двигателей). Затем противник поворачивал вправо и летел вдоль прибрежной дороги, делая наблюдения, и в итоге исследовал нашу базу в Нурмойле. Пе-2 был столь быстрым самолетом, что Кертисс не мог догнать его в горизонтальном полете.
Наша тактика заключалась в том, чтобы отправить пару кертиссов на большую высоту, когда обнаруживалось “жужжание” над Ладогой, и пилоты ждали разведывательный Пе-2. Если сопутствовала удача, кертиссы, атакуя сверху, могли перехватить Пе-2, благодаря скорости в пикировании, и имели возможность дважды обстрелять его: первый раз атакуя сверху и второй раз поднимаясь вверх. Таким способом я смог преподнести сюрприз одиночному Пе-2 9 февраля 1943 года. Мои пули перебили топливопровод в районе кабины, пламя охватило кабину, и двое людей выпрыгнули с парашютами. Пе-2 упал в болото. Я кружился вокруг вражеских летчиков опускавшихся на парашютах и заметил, что один спускается быстрее другого. Тлеющий огонь пожирал его купол, и отверстие на его вершине все увеличивалось и увеличивалось. Его одежда также горела, и он пытался сбить пламя руками, пока не обмяк и не повис на ремнях. Неподалеку был армейский склад, и солдаты видели стрельбу. Они взяли выжившего человека в плен.
Вскоре меня спросили, не хотел бы я встретиться с человеком, которого я сбил. Конечно же, я хотел посмотреть, на кого он похож. Меня отвезли на командный пост, где находился пленный, переводчиком был подполковник. После того, как нас представили друг другу, русский, имени которого я не помню, отказался поверить, что его сбил мальчишка – школьник… Мне подарили кусок шелка от парашюта погибшего летчика. Мы порезали его на шарфы для летчиков, хотя обычно мы не носили их.
мля.. устал.. если кто переведет дальше, будет круто. если нет - завтра продолжу..
Вопрос: Капитан Кархила, вот копия рассказа о вас из старого журнала “Suomen Siivet” за 1971 год. Здесь говорится, что Косси настолько известен, что не нуждается в каком либо представлении. К сожалению сейчас ситуация иная… Вы родились в Рауме в 1921 году?
Ответ: Да, но в следующем году семья переехала в Пори, и я рос там.
В: Не могли бы вы рассказать что-нибудь о своей семье?
О: Мой отец бы весьма патриотичным человеком, он сержантом сражался в Освободительной войне, и он был создателем семейного духа. Патриотизм был для меня с детства само собой разумеющимся.
В: Когда вы заинтересовались авиацией?
О: В 10 лет. Рядом с рекой Кокемаенйоки, протекающей через Пори, было поле, которое затапливалось и замерзало каждую зиму. Финские ВВС прислало пилотов для воздушного шоу, которые расположились на этом поле. Из-за ограждения я следил за их трюками и боялся за пилотов.
Я начал с того, что построил летающую модель самолета, затем я стал интересоваться планерами. В это время местное отделение Гражданской Обороны, создало аэроклуб, и все мои друзья вступили в него. Лидер клуба, господин Пентти Липсанен, был одним из первых в стране, кто прошел обучения на планерах в Польше. Национальная Авиационная Ассоциация подарила местным аэроклубам разобранные германские планеры. Наш клуб также получил их. Каждый час нашей работы по сборке планера записывался и, если набиралось достаточно часов, тебя допускали к тренировкам. Я был допущен к тренировкам летом 1937 года в Ямиярви. За месячный курс я смог получить лицензии А и Б.
В: Что говорили родители о Вашем увлечении, не считали ли они его опасным для мальчика?
О: Моя мать умерла, когда мне было 6 лет, а мой отец умер летом 1938 года. Будучи патриотом, он не возражал против того, чтобы его сын стал пилотом. Моя мачеха тоже не возражала. Полеты были моим собственным выбором.
В: Какие типы планеров вы строили?
О: Грунау 9 был весьма примитивным типом, но Грунау Малыш обладал фюзеляжем с красивыми обводами и открытой кабиной.
В: Как вы стали настоящим пилотом?
О: Когда я набрал достаточно часов собирая планеры, мне позволили пройти курсы настоящего пилота, которые проводились в Йороинене летом 1939 года. Курсантами были школьники, но самолеты, инструкторы и руководство были обеспечены ВВС. Мы летали на Letov Smoliks, которые были очень хороши для первоначального обучения, и VL Viimas. Я налетал 35 часов. Курс был бесплатным, за исключением номинальной платы за еду и оплаты дороги. Курсанты подписывали контракт, который предусматривал обязательную военную службу в ВВС.
Я закончил мой первый курс летом 1939 года, а осенью Россия начала осуществлять давление на Финляндию. В начале ноября, меня спросили – готов ли я в случае необходимости пойти добровольцем на военную службу. Конечно же я был готов.
В: Вы любили школу?
О: Определенно нет! Я даже однажды остался на второй год. Когда резервисты были мобилизованы, мы, солдаты гражданской обороны, несли караульную службу. Когда я был на посту, мои друзья шли учиться. Я думаю, это было прикольно.
Когда 30 ноября 1939 года началась война, я был призван и откомандирован на авиабазу Каухава, для обучения. Я приступил к военной службе в День Независимости Финляндии, 6 декабря 1939 года.
В: Это бы первый курс обучения на военного пилота?
О: Да, нас было 84 курсанта, каждый из нас уже имел навыки полетов, и курс продолжался в течение Зимней войны и был завершен, когда война закончилась. Мы начали с азов, и в некотором отношении это повторное обучение было удачей для нас. Мы летали на таких типах как Viima, Tuisku, Saaski, Smolik и др., а также имели несколько ознакомительных полетов на Klemm и Taylorcraft.
В первые дни марта 1940 года, 35 из нас были отобраны для секретной миссии – нас отправили в Великобританию для дальнейшего обучения и дальнейшей перегонки в Финляндию Хоукер Харрикейнов. Но миссия была отменена после перемирия 13 марта. Все было готово, мы даже получили нашу гражданскую одежду из дома.
Затем наш курс разделили для дальнейшего обучения на истребительную, бомбардировочную и разведывательную эскадрильи. Я был отобран на пилота истребителя.
В: По какому принципу курсантов разделяли на эти группы?
О: В основном по их собственному желанию, а также инструкторы оценивали наш потенциал и умение в полете.
В: Кого-нибудь отсеяли?
О: Из нашего курса – нет, потому что мы все имели опыт полетов, у нас была хорошая база.
В: Как инструкторы обращались с вами, не запугивали?
О: Они очень позитивно относились к нам. После всего они сказали, что наш курс был лучшим из все: мы имели начальные знания, мы были добровольцами, мы горели желанием и были идеалистами. Фактически военного обучения не было, лишь немного муштры. Большая часть из нас состояла в Гражданской Обороне, и поэтому уже прошли начальную военную подготовку.
Когда мы прибыли в Паролу в 35-ю учебную эскадрилью, база была переполнена. Звено, в которое я был назначен, было переведено в Тирванто – взлетно-посадочную полосу на льду озера. Мы действовали с него пока лед не начал таять. Нас продолжали обучать, мы летали на Бристоль Бульдог, стреляли по наземным целям и по буксируемым воздушным. Я хорошо стрелял. У меня было 96 % попаданий по наземной цели и 40% по воздушной. Это дало мне право прохождение офицерских курсов.
Из-за того, что ВВС не имели офицерских курсов, пилотов отправляли на пять месяцев для прохождения курсов офицеров пехоты. Летчики приступали к обучению не имея начальной подготовки, и чувствовали себя идиотами. Инструкторы устроили мне тяжелые времена, когда обнаружили мое невежество.
В: Какой был смысл в отправке пилотов в школу офицеров пехоты?
О: Не было выбора! У ВВС не было ни ресурсов, ни инструкторов. Те, кого можно было использовать для нашего обучения либо летали в передовых частях, либо в Каухаве в качестве инструкторов.
В: Принесли ли эти офицерские курсы какую-нибудь пользу для вас?
О: Благодаря ходьбе на ужасных военных лыжах я стал крепче физически, также я научился командовать и пропитался тем духом, который позднее нам пригодился. Я просто закончил курс, я не думал, что это важно – добиться высоких результатов. Я не стремился стать профессиональным офицером.
В: Потом вы вернулись в учебную эскадрилью?
О: Да, нас отправили на офицерские курсы до того, как наше летное обучение было завершено. Мы отлетали недостающие тренировочные полеты, после чего нас стали считать готовыми к службе в первой линии.
В: Вас отправили в 34-ю эскадрилью?
О: Да, в Сиикакангас, но это была не та же самая эскадрилья, в которой я летал на мессершмиттах через несколько лет. Эскадрилья была укомплектована Фоккерами D. XXI, которые использовались 24-й эскадрильей в Зимней войне. Новые пилоты проходили дополнительное обучение: полеты строем, крылом к крылу, до тех пор, пока вы по настоящему не научились делать это. Высший пилотаж также отрабатывался. Только стрельбе нас не учили – только прицеливанию. Когда мои 18 месяцев обязательной службы истекли, война закончилась в марте. Меня произвели в энсайны (прапорщик) и в тот же день, 4 июня 1941 года, отправили домой.
В: Вы уже получили эмблему пилота (“крылья”)?
О: Нет, я не получил ее до того как вновь началась война. Требовалось 150 летных часов, а у меня было не более 100.
В: Чем Вы занимались с 5 по 19 июня 1941 года?
О: Я пару недель был дома, а потом меня призвали обратно. 20 июня 1941 года меня вновь назначили в 32-ю эскадрилью.
В: На каком основании Ваc назначили в 32-ю эскадрилью, или вообще заменяли пилотов?
О: В моем случае все просто – меня обучали в этом подразделении.
Наследующий день после моего прибытия, мы перелетели на наших фоккерах в Хювинкаа, которая стала нашей первой базой в военное время. Нашей задачей было защищать Хельсинки, хотя они и находились далеко, а также ж/д узел Риихимаки.
Но мы не пробыли в Хювинкаа и двух недель, нас перебросили в Утти. До этого я совершил несколько вылетов на перехват, но не встретил ни одного врага. Однако одно из наших звеньев сбило пару бомбардировщиков к востоку от Хельсинки.
В: Какими были ваши задачи?
О: Я летал ведомым, старшие офицеры были ведущими. Моим командиром звена был капитан Пате Берг, который воевал в Зимней войне. Он был отеческим человеком, любил кому-нибуть давать советы.
Нашей задачей было защищать город Котка и его гавань, а также ж/д узел в Коуволе. Однако, мы обнаружили, что фоккеры были медленными и абсолютно устаревшими. Даже если мы сидели в своих самолетах и взлетали менее чем через минуту после команды на взлет, мы всегда опаздывали. Расстояние от Утти до Котки (50 км) слишком велико для медленных истребителей. Нашим командиром эскадрильи был майор Эрнроот, очень популярный командир. Во время Зимней войны он был командиром летчиков испытателей Государственного авиационного завода в Тампере, и он сбил два бомбардировщика на истребителях, которые были отправлены в Тампере для ремонта. Эрнроот стал объяснять Штабу ВВС, что его эскадрилья укомплектована матчастью, которая не позволяет ему выполнять поставленную перед ним задачу. В результате, в середине июля, мы были переукомплектованы. 14 и 16 Разведывательные эскадрильи передали нам свои Кертисс 75А Хок, и забрали наши фоккеры.
В: Почему же изначально лучшая матчасть была отдана Разведывательным эскадрильям?
О: Хороший вопрос! Новые самолеты не имели огромного перимущества, но Кертисс был на 50 км/ч быстрее, имел убирающиеся шасси и был лучше вооружен. Главное превосходство – в маневре, скороподъемность была лучше, мы были удовлетворены. Кертисс был маневренным и являлся, с нашей точки зрения в те дни, произведением искусства. Эти истребители были германскими трофеями из Франции и Норвегии, некоторые уже использовались, другие были захвачены в контейнерах. Изначально некоторые самолеты имели двигатели Wasp (1065 л.с.), а некоторые двигатели Циклон (1200 л.с.). К сожалению, более мощные двигатели быстро вырабатывали свой ресурс и заменялись на Wasp.
В: Свой первый воздушный бой вы провели на Кертиссе, я полагаю?
О: Это так, я провел свой первый воздушный бой 31 июля 1941 года. Майор Эрнроот пришел в барак, где пилоты находились в боевой готовности, и спросил о ведомом добровольце. Он отправлялся на свободную охоту. По некоторым причинам он выбрал меня. Мы взлетели и пресекли линию фронта, после чего майор взял курс на авиабазу Суур-Мерийоки, на которой он служил до войны, и находившуюся теперь в руках противника. Мы были обстреляны тяжелыми зенитками, это был первый раз когда я увидел как в небе появляются большие серые “амбары”. Температура масла у моего ведущего начала расти (частая проблема на Циклонах) и он начал терять мощность. Я удивлялся, почему он так медленно летит, и продолжал внимательно оглядывать горизонт. Затем я заметил две точки позади нас, они приближались. Я продолжал следить, и наконец, я обнаружил, что это русские. Поскольку радио у нас не работало, я дал газу и подлетел к крылу майора и подал ему знак – следуй за мной. Затем я развернулся против противника: это были две Чайки И-153.
Они приближались к нам с большей высоты, а мы развернулись на них снизу, в лобовую, и все открыли огонь. Это была самая неблагоприятная ситуация, поскольку никто из пилотов не знал заранее в какую сторону отворачивать. Если ты не свернешь, ты можешь столкнуться, если свернешь слишком рано, враг получит шанс сбить тебя. Мы приближались друг к другу, стреляли, и русские, естественно, не сворачивали. Я увернулся, Чайка едва не протаранила меня. Затем я развернулся, враг тоже, и мы вновь обстреляли друг друга.
В: Чайка была весьма маневренным истребителем, не так ли?
О: Она была очень маневренной, именно поэтому мы второй раз сошлись в лобовой, но после третьего разворота, она почти достала меня. Я понял, что у меня проблемы, но я знал, что когда Кертисс пикирует, он разгоняется быстрее и Чайка не способна его догнать.
В: У вас было достаточно высоты?
О: Около 2000 м. Я отдал ручку от себя и спикировал, затем оглянулся, чтобы посмотреть преследует ли меня кто-нибудь. Чайка попыталась сделать это, она даже “отсалютовала” по мне стрельбой, но осталась позади. После чего я вернулся, чтобы найти своего ведущего.
В: Что с ним произошло?
О: Майор атаковал вторую чайку и сбил ее, благодаря своему опыту. Я увидел его и пристроился к его крылу. Я начал думать: это серьезно, я бросил своего ведущего перед лицом врага. Мы приземлились, я подошел к майору и попытался отрапортовать. Он подошел ко мне протянув руки и хлопнув меня по плечам, сказал: “Молодец, ты спас нас обоих!” Он сказал, что понятия не имел об этих русских и осыпал меня похвалами.
В: Чувствовали ли Вы, что достаточно обучены, когда началась война?
О: Да, обучение было хорошо продумано и выполнено. Для меня полеты были подобны езде на мотоцикле, этому было легко научиться. Мой стиль полета был “гибкий”, например в вираже фоккер легко сваливался в быстрый неуправляемый плоский штопор (из-за ассиметричного срыва потока с кончиков крыла) если вы перетягивали ручку. У меня такого никогда не случалось. Также умение выбирать упреждение при стрельбе, посадка и т.д. были, как будто заложены во мне. Я должен сказать, что в бою, я никогда не думал о том, что стреляю в пилота, я всегда стрелял по самолету. Что случалось с пилотом, это уже другой вопрос. Но я никогда не испытывал слепой ярости к русским, даже если моим лозунгом было “Хороший русский это мертвый русский”. Мои действия были расчетом, не слепой местью…
32-я эскадрилья перебазировалась в Лаппеенранту 31 июля 1942 года. Армия предприняла наступление, чтобы отвоевать территорию, завоеванную СССР в Зимней войне. Карельский перешеек был закрыт дымом, горели леса и русские, отступая, сжигали все что могли.
Вот копия моего боевого рапорта о первой победе:
Боевой рапорт
Дата: 10.8 (1941). Время 17:40-17:45
Местоположение: Южнее Кирву. Высота: около 200 м.
Уничтоженные/поврежденные самолеты, их количество:
Один И-16, я потерял его из виду выходя из пике на малой высоте.
Описание:
Патрулируя, мы встретили 2 И-16. В сложившейся ситуации, я обстрелял противника в лобовой, после чего он свернул вправо. Я легко сел ему на хвост, после чего он спикировал. Я последовал за ним и обстрелял его. Я видел как мои трассы попали в него. Я потерял противника, когда выходил из пике так, что потемнело в глазах. После того, как зрение вернулось ко мне, я больше не видел этого самолета. Когда он пикировал, из него шел дым.
Свидетели: Лейтенант Нурминен, капрал Каянто, капрал Кирйонен.
Примечание: И-16 склонен к неконтролируемому быстрому горизонтальному вращению.
Самолет: Кертисс - 560.
Подпись: энсайн Кархила.
Я прекрасно помню этот эпизод. Вначале мы встретили два патрулирующих И-16, и ведущий противник открыл огонь сразу же, как только развернулся на нас. У него были 20 мм пушки, и вспышке на дулах были огромными. После лобового обстрела мы оба развернулись для еще одной лобовой. После этого я смог сесть ему на хвост. И-16 спикировал отвесно, я последовал за ним. Я открыл огонь и в тот же момент заметил, что мы летим практически в землю. Я потянул ручку так сильно, как только мог. Придя в себя, я больше нигде не увидел И-16. Вероятно, он врезался в землю, но я этого не видел.
Кертисс-560 был моим личным самолетом. Я сбил на нем 8 врагов, а общий его итог – 18. Вышеупомянутый И-16 был найден позднее, когда наши войска захватили перешеек. На территории, где действовала наша эскадрилья, было найдено 40 вражеских самолетов, которые были сбиты истребителями, но не были им засчитаны. Они были засчитаны позднее, на основе боевых рапортов, пилотам, стрелявшим по ним, или добавлены на счет эскадрильи.
Был также другой запомнившийся эпизод, 17 сентября 1941 года. Наше звено прилетело к Кронштадту – командир звена капитан Берг любил дразнить зенитчиков. На этот раз мы подлетели слишком близко: когда противник открыл огонь, первый же снаряд разорвался между мной и ведущим. Я на мгновенье ослеп от вспышки, а взрывная волна перевернула мой самолет. Когда я выровнял его, я оказался в стороне от строя. Я попытался повернуть, чтобы присоединиться к ним, но зенитки вели заградительный огонь передо мной. Я повернул на восток, и полетел к Ленинграду сквозь сильный огонь зениток. Наконец, я вышел из зоны их действия и увидел одинокий самолет, летевший со стороны Ленинграда. Когда он приблизился, я опознал его как МиГ-3. Пилот, должно быть, посчитал, что я один их своих, поскольку я был один и летел с запада. Я приблизился, атаковал и сбил его у Сиестарйоки (Сестрорецк). Я вернулся на базу, но у меня не было свидетелей моей победы. Потом нам сообщили, что армейский наблюдательный пост видел падение самолета у Сиестарйоки в то же время, которое я указал в своем рапорте…
Наша эскадрилья перебазировалась в Суулаярви 23 сентября 1941 года. База была построена русскими в 1940 году, она имела песчаное покрытие и была чудовищно пыльной. Пилоты заняли единственный уцелевший деревенский дом поблизости от аэродрома, а владельцы дома переместились в баню. Мы использовали военнопленного в качестве слуги. Он мыл полы, рубил дрова и топил печь. Он был ингерманландцем (этническим финном) и мы полностью ему доверяли. Наши пистолетные кобуры висели на крючках на стене дома, и ничего не случилось.
31 мая 1942 года эскадрилья переместилась в Нурмойлу, в Олонезе (восточный берег Ладожского озера).
В Нурмойле мы впервые расположились в построенных русскими блиндажах, которые протекали в дождь, после чего большинство из нас соорудили собственные бревенчатые блиндажи в склоне холма. Наши блиндажи были превосходны, у нас даже были открытые очаги, а не только стандартные печи.
21 августа 1942 года группа из 4 Кертиссов сопровождала Фоккер C.X., совершавшего фотографирование устья реки Свир. Я был одним их эскорта. Я летел позади и чуть выше фоккера. Я заметил одиночный И-16 пикировавший на фоккер с большой высоты. Я довернул на него и открыл огонь с большой дистанции, так что он не смог побеспокоить фоккер, и я смог зайти ему в хвост. Мы летели на высоте 20 метров, когда я снова начал стрелять и И-16 охватил огонь. Пилот выпрыгнул и исчез в лесу, его парашют не раскрылся. Его истребитель упал на краю болота и взорвался.
Противник обычно посылал бомбардировщики Пе-2 чтобы разведывать восточное побережье Ладожского озера, так что эти Пе-2 вынуждены были летать на северо-запад через озеро на предельную дальность. Наша служба воздушного наблюдения могла сообщать лишь о “жужжании” (двигателей). Затем противник поворачивал вправо и летел вдоль прибрежной дороги, делая наблюдения, и в итоге исследовал нашу базу в Нурмойле. Пе-2 был столь быстрым самолетом, что Кертисс не мог догнать его в горизонтальном полете.
Наша тактика заключалась в том, чтобы отправить пару кертиссов на большую высоту, когда обнаруживалось “жужжание” над Ладогой, и пилоты ждали разведывательный Пе-2. Если сопутствовала удача, кертиссы, атакуя сверху, могли перехватить Пе-2, благодаря скорости в пикировании, и имели возможность дважды обстрелять его: первый раз атакуя сверху и второй раз поднимаясь вверх. Таким способом я смог преподнести сюрприз одиночному Пе-2 9 февраля 1943 года. Мои пули перебили топливопровод в районе кабины, пламя охватило кабину, и двое людей выпрыгнули с парашютами. Пе-2 упал в болото. Я кружился вокруг вражеских летчиков опускавшихся на парашютах и заметил, что один спускается быстрее другого. Тлеющий огонь пожирал его купол, и отверстие на его вершине все увеличивалось и увеличивалось. Его одежда также горела, и он пытался сбить пламя руками, пока не обмяк и не повис на ремнях. Неподалеку был армейский склад, и солдаты видели стрельбу. Они взяли выжившего человека в плен.
Вскоре меня спросили, не хотел бы я встретиться с человеком, которого я сбил. Конечно же, я хотел посмотреть, на кого он похож. Меня отвезли на командный пост, где находился пленный, переводчиком был подполковник. После того, как нас представили друг другу, русский, имени которого я не помню, отказался поверить, что его сбил мальчишка – школьник… Мне подарили кусок шелка от парашюта погибшего летчика. Мы порезали его на шарфы для летчиков, хотя обычно мы не носили их.
мля.. устал.. если кто переведет дальше, будет круто. если нет - завтра продолжу..